— Понятно? Ну да. Я прикинул — это или «Бригада» опять высунулась, или кто-то очень похожий. В любом случае надо брать, пока горячо. Ты там озаботься, а мы сейчас подъедем. Что? Не, ну ты даёшь! Ведьма и оборотень, к тому же — родственники — да по горячему следу! Район, куда парня запрятали, укажут, а дальше своими силами… Да, тётка. Да, родная!!! Нет, она по телефону не может. Приедем — увидишь. Всё, отбой.
Он убрал мобильник и скомандовал водителю:
— Васильич, гони на Петровку! Можно с мигалкой, я потом отпишусь.
— И что дальше? — поинтересовался Земецкис, успевший за время телефонных переговоров надиктовать Эдику всю их нехитрую историю.
— Будем брать эту вашу секту, что ж ещё…
Машина резко тронулась с места. На лице Земецкиса изобразилось недоумение. Волчица оскалилась.
— Вы думаете, у нас просто так людей на улицах похищают? И совершенно зря… У нас людей похищают для всяких разных ритуалов. Стало быть, придётся поторопиться — пока вашего Семёна не зарезали. Или не съели. Васильич, гони на красный, нам сейчас всё по сараю!
Действительно, разбудили. Не побрезговали. Правда — пинками.
Помещение наполнилось людьми в балахонах с капюшонами, очень похожими на виденных как-то по телевизору сектантов. Помнится, те практиковали жертвоприношения. Человеческие. Семён попытался решить, что всё это ему только снится, но боль в ушибленных рёбрах убеждала в обратном. Слева глухо мычал пермяк, которому уже заткнули рот тряпичным кляпом.
Командовал парадом мелкий тощий тип в темно-багровом балахоне с непонятной аббревиатурой «КАДАФ» на спине. Главсектант визгливо орал, брызгал слюной и размахивал какой-то бумажкой, в которую все время заглядывал — вероятно, шпаргалкой. По его указанию зажгли толстые чёрные свечи, быстро, но грубо намалевали на полу пентаграмму и выстроились вокруг. Выключили, наконец, режущую глаза лампочку, кому-то между делом надавали по шее («На кой хрен нелюдь приволокли, бараны?! Нам только люди годятся!»), мычащего и упирающегося пермяка отцепили от стены и выволокли на середину. Толпа в балахонах принялась мерно раскачиваться и завывать. На миг мычание почти сравнялось по громкости с воплем, и тут же стихло. «Прощай, солёны уши…» — вздохнув, подумал Семён.
Главарь удовлетворенно хмыкнул и, шелестя своей бумагой, по слогам зачитал несколько фраз на непонятном наречии. И ничего не произошло.
Ну, практически ничего: демон как демон, в Голливуде и не такие снимаются…
Сектанты отшатнулись в стороны и замерли. Наступила тишина.
— Ну, что? Работать будем? — спросил демон приятным баритоном. — А то у меня и так… — он выразительно покосился на недешёвые часы.
— Повинуйся мне, исчадье тьмы, и выполни мою волю! — замогильно провыл главарь.
— Уже. Слушаю, блин, и повинуюсь.
— Имеешь ли ты власть над светом и тьмой?
— Имею, имею… — Демон зевнул и с интересом посмотрел на замершего Семёна. Тот из последних сил старался не захихикать.
— Так услышь же волю мою! Уничтожь свет! И да настанет тьма! — Сектант торжественно простёр десницу.
— Ага. Ясно… Сейчас. — Демон подмигнул Семёну и щёлкнул пальцами. В мгновенно навалившейся тьме раздался удаляющийся хохот. Семён тоже не выдержал — заржал. Впрочем, всё равно никто его не услышал за радостными воплями сектантов. Судя по звукам, они уже во всю обнимались, радуясь концу света. Помещение заполнилось удушливой вонь сгоревшей серы и — почему-то — одеколона «Шипр»…
…Страшный удар сотряс дверь подвала. Потом второй. Потом мрак прорезали лучи фонарей, затопали сапоги, и кто-то проревел в мегафон:
— Не двигаться! Руки за голову!
— А. Вот и кавалерия… — пробормотал Семён.
Несколько минут спустя, когда все присутствующие уже были слегка побиты, упакованы в наручники и аккуратно разложены по полу, на середину помещения неторопливо вышёл известный всему городу по криминальной хронике майор Драгунский. Усмехнулся и произнёс:
— Да будет свет!
Кто-то из бойцов щелкнул выключателем.