— И тоже умерла? — спросил Дегтярёв.
— Именно, — подтвердил я.
Шеф помолчал, переваривая информацию, затем сказал:
— То есть получается, что заражение, произведённое воздушно-капельным путём, делает особь просто носителем. Даже ведёт к улучшению состояния. А заражение, когда вирус попадает непосредственно в кровь, ведёт к смерти и последующему оживлению?
— Именно так. Похоже, что ударная доза чужого вируса, уже изменённого под конкретного носителя, попавшая прямо в кровь, вырабатывает токсин. И он убивает, а дальше включается механизм оживления. Кофе будете?
Я подошёл к кофеварке и включил её.
— Нет, спасибо, потом ночью не усну, — покачал головой Дегтярёв. — Я лучше покурю здесь у тебя, не возражаешь?
Как всегда. Я не курю и дым на дух не переношу, но шефу отказать не могу. Не потому, что он шеф, а потому, что он мне по-человечески очень нравится. Уважаю я его. А если бы кто другой в моей лаборатории курить вздумал — вылетел бы отсюда в два счёта. Я даже Оверчука дважды выставлял с сигаретой.
— Что с вами сделаешь, курите.
Я достал из шкафа жёлтую пластмассовую пепельницу с логотипом сигарет «Кэмел», которая хранилась у меня специально для таких случаев, и выставил на стол. Откуда она здесь взялась — сам не знаю. Исторически сложилось. Дегтярёв щёлкнул зажигалкой, прикурил и выдохнул дым в сторону от меня. И за то спасибо.
— Давай, Серёжа, продолжай.
— Продолжаю, — кивнул я, разогнав дым рукой. — Именно так и получается. Тогда я, к стыду своему, взял грех на душу и впрыснул одной из инфицированных, но живых крыс раствор мышьяка. Угадайте, что получилось?
— Крыса умерла и воскресла?
— Именно так, — подтвердил я, после чего заявил: — То есть мы имеем ситуацию, что если вирус вырвется за пределы этой не слишком хорошо охраняемой лаборатории, то он вызовет гибель всей человеческой цивилизации.
— Гхм… ты уверен? — чуть не подавился дымом шеф. — Очень уж радикальный вывод.
Вывод куда как радикальный, надо объяснять. Попробую.
— Я не уверен, разумеется, опыты на людях я не ставил, но полагаю, что если воскресшие обезьяны нападают на живых обезьян с целью их съесть, если воскресшие крысы нападают на живых крыс с той же целью, то и что-то подобное может произойти с человеком.
— С этим согласен, — кивнул Дегтярёв. — И что?
— А возможность инфицироваться, просто находясь рядом с зомби, составляет почти сто процентов, вы понимаете? — Я сделал некий жест, долженствующий изображать полёт. — Вирус летает в воздухе, он буквально испаряется. Как будто таким образом поддерживает свою популяцию в организме не выше некоторого предела, который полагает для организма безопасным.
— И?..
— И тогда любой мёртвый восстанет, необязательно даже быть жертвой нападения. Жертва аварии, жертва несчастного случая прямо в «скорой помощи» и так далее. Любой инфицированный. И нападёт на живого, а живой заразится непосредственно от нападения, вскоре умрёт, восстанет и так далее. Фильмы ужасов отдыхают.
Дегтярёв вздохнул, помолчал, глядя на своё отражение в тёмном стекле окна. Во дворе уже ночь была. Затем сказал:
— Знаешь, это возможно. Опасность в том, что вирус не вызывает болезни у переносчика. Сначала переносчик должен погибнуть, чтобы «тёмная сторона» вируса себя проявила. А пока он жив, то и жаловаться ему не на что. Он ведь даже гриппом болеть не будет.
Ну вот, долго объяснять не потребовалось. Шеф быстро соображает, понял, в чём настоящая проблема.
— Именно так. В этом и опасность, — продолжил я. — Будь моя воля, я сейчас уничтожил бы все образцы этого модифицированного нами вируса. Пусть останется тот, который мы нашли в экспедиции — нулевая вирулентность, содержится исключительно в организме некоторых глубоководных рыб, и даже если ты рыбу съешь, то всё равно не заразишься. Начнём работать заново, от отправной точки.
Если честно, то у меня волосы на голове последние сутки шевелились не останавливаясь. Я просто представил себе, что же это такое. Эта зараза может распространиться по всему миру, и никто даже тревогу не поднимет. Представьте себе одну из великих пандемий прошлого, хоть ту же «испанку», благо её природа тоже вирусная. Люди болели и именно поэтому с ней боролись, как могли в то время. А теперь представьте, что люди не болели, а наоборот, лучше себя чувствовали. Кто-нибудь стал бы бить тревогу? Сомневаюсь. Весь мир бы спокойно заразился. А затем начали бы подниматься мёртвые, чтобы «питаться от живых». И тогда бороться с вирусом было бы поздно. Почему? А он уже у всех у нас внутри.