Ворота в Кремль были открыты, но выглядело все абсолютно безжизненным. Заезжать туда не стали. Все же тесная и закрытая территория, маршруты отхода все через ворота, которые так просто перекрыть, да и смотреть там не на что. Не Царь-пушку же себе на буксир цеплять?
Колонна выкатилась на набережную, тоже пустынную, и пошла в сторону Остоженки. После храма Христа Спасителя, на этот раз проспавшего новое бедствие, выбрались на Бульварное кольцо, с него дернули на Пречистенку и ей выехали на Садовку. И оттуда пошли в сторону Нового Арбата, уже оттуда — на Кутузовский.
Для наших перемещений мы старались выбирать самые широкие и самые прямые улицы. Их сложно перекрыть, заблокировать, завалить. Там у нас всегда будет маршрут для отхода. На том же Кутузовском всегда можно выскочить из-под огня, просто увеличив скорость, если, конечно, тебе не ПТУР залепят сразу же в борт. Если залепят, то уже не выскочим.
Кутузовский тоже давил на нервы запустением и множеством объеденных до самых костей трупов, лежащих тут и там. Впрочем, таких трупов было немало и до этого, я лишь только сейчас задумался над их происхождением. Не может быть того, чтобы так много людей попалось мертвякам в таком месте. На широкой улице уязвимые, но подвижные люди имели преимущество перед тяжко убиваемыми, но медленными зомби. Нападения на улице происходили лишь первые пару дней, пока люди еще не поняли, с кем имеют дело. Лишь инвалид или столетняя бабулька не смогли бы убежать от мертвяка на улице.
А все последующие нападения были лишь там, где мертвякам удавалось людей блокировать. Родственники нападали на родственников в домах, коллеги на коллег. Больницы стали рассадником, куда привозили раненых. Нападали в подъездах на пытающихся убежать. Подъезды стали настоящими ловушками. Возле машин. На тех, у кого машина сломалась на улице. Но почти никогда — в таком месте, как тот же Кутузовский. Чтобы поймать нормального человека здесь, потребовалась бы толпа зомби численностью в первомайскую демонстрацию лучших советских времен, что шли через Красную площадь.
Именно поэтому я, присмотрев в бинокль возле Триумфальной арки нужную комбинацию персонажей — больше трех зомби, располагающихся близко друг от друга, попросил остановить колонну и одного мертвяка убить. Соловьев, кажется, понял зачем это требуется, потому что сразу же согласился. Снайпер пристроился с СВД на башне и с трех выстрелов сумел завалить одного из мертвяков метров с пятисот.
Мы даже частично скрылись в люках, высунув лишь головы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Затихли. И были, так сказать, вознаграждены за терпение, если это можно считать терпением. Двое из стоявших зомби обратили внимание на третьего, убитого нами, примерно минут через двадцать, когда мы уже решили ехать дальше. Почему они не среагировали сразу же — непонятно, но один из уцелевших подошел к трупу, встал возле него на колени, и начал отрывать зубами куски плоти. В бинокль мне это было видно очень хорошо. Равно как и в видоискатель видеокамеры. Затем к нему присоединился второй. Чуть позже на пиршество наткнулись еще двое.
— Вопрос утилизации тел не стоит, как я вижу. — пробормотал Соловьев.
— Мне тоже так кажется. — согласился я. — Интересно только, как на них действует такая пища? Не хотелось бы, чтобы также, как и обычная человечина. Тогда вообще всему кранты.
— Не думаю. — резонно возразил Бугаев. — Тогда мутантов было бы до черта вокруг. Глянь, сколько обожранных лежит. Кстати, а почему они друг на друга так не нападают? Тоже ведь пища?
— Не знаю. — ответил я. — Может быть их плоть после смерти снова как-то изменяется и становится привлекательной.
— В смысле? — уточнил Бугаев.
— Не знаю… В теории если… Например, они вырабатывают какие-то феромоны, которые работают как система «свой-чужой».
— Чего вырабатывают? — переспросил прапорщик.
— Запах, в общем. — уточнил я. — Заметили, как странно мертвяки пахнут?
— Не заметь тут. — ответил прапор. — Дохлятиной и чем-то вроде ацетона.
— Вот этот ацетонный запах, может быть, и есть их система опознания. А как помер, он быстро выветривается и можно жрать. Он уже не «свой».
— Надуманно, как мне кажется. — возразил Соловьев.
— Возможно. Но с ходу другую теорию придумать не могу. По хорошему надо бы мертвяков наловить и поэкспериментировать.
— Ладно, успеем. — подвел итог разговору Соловьев. — Колонне продолжать движение.
Колонна тронулась, а я задумался еще глубже. Еще одно несоответствие того что я вижу тому, что должно быть просто мозолит глаза. Зомби на улицах мало. А людей не видно вообще. Значит, люди должны были уйти из города или погибнуть. Но ушло не так уж и много. Думаю, что подавляющая масса беззащитных и безоружных горожан все же погибла. Погибла в попытках добыть еды или оружие, в попытках завести чужую машину или залить бензин в свою на брошенной бензоколонке. Погибли все слабые, все трусливые, все наивные и все, кто верил, что правительство их спасет. В общем, погибли миллионы. А где они теперь?
Два тоннеля под мостами были забиты мертвяками, пребывающими в коме. Добычи нет и они угомонились. Но не все. Некоторые бродят по улицам. Но всех их чертовски мало для того количества зомби, которое должна была «произвести» Москва.
Где еще могут скрываться? В домах? Проверять? А какие именно проверять? И где гарантия того, что в каком-то доме мы не найдем сразу всех отсутствующих на улице одновременно? И не будем ими съедены? Страховка это не покрывает, короче. Да и нет у меня никакой страховки, это я глупо и нервно шучу.
Колонна проскочила по Кутузовскому до поворота на Минскую улицу, что за Поклонной горой, по ней дошла до Мичуринского проспекта. Свернула направо и мы начали вызывать на частотах радиоопознания автобазу, на которой должна была базироваться группа Доценко. О кодах опознания мы договорились заранее, поэтому. К моему облегчению, там меня узнали. Даже более того, к микрофону подошел сам Доценко. Я рассказал ему в двух словах, с кем я еду, на чем и зачем, и получил от него добро на посещение.