Картина, представшая перед его взором внутри пентхауса, выглядела вполне мирной и спокойной: Обадайя и Пеппер сидели за овальной формы столом посреди гостиной, пили кофе и, казалось, мирно беседовали. Обадайя обернулся к нему, как только он переступил порог, а Пеппер продолжила сидеть неподвижно, съежив плечи и опустив голову.
— Энтони, мальчик мой! А я уж думал, ты никогда не объявишься.
Игнорируя приветливую улыбку поднявшегося ему навстречу Стейна, Тони настороженно оглядел комнату и шагнул вперед, ближе к Пеппер.
— Пеппс? Ты в порядке? Надо выбираться отсюда.
Она медленно распрямилась, глянула из-под спутавшихся волос — с такой отчаянной безнадежностью, что у Тони словно что-то оборвалось внутри. Потеки туши на щеках, покрасневший нос, веснушки, сжатые коленки — знаменитая Пеппер Поттс, железная леди, как её называли в желтой прессе, была сейчас похожа на маленькую испуганную девочку.
— Тони… Ты не должен был приходить. Теперь они убьют тебя.
— Что ты такое говоришь?! — Он сделал еще шаг, не сводя с нее глаз. — Мы выберемся отсюда, я очистил нам путь…
— А она чертовски права. — Обадайя одним плавным движением переместился ей за спину и приставил к ее виску дуло дисраптора. — Хотя убьют тебя далеко не сразу. Знаешь, это несправедливо — я столько для них сделал, а они заявили, что сделка не состоится, если в ней не будет тебя. Я должен был не только помочь Жнецам высадиться на планету, но и выманить тебя, Тони. И у меня получилось. Они крайне в тебе заинтересованы.
Старк стоял неподвижно, слово закаменев. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. А потом его губы шевельнулись, произнося слова, но слова эти были адресованы не Стейну:
— Джарвис… Запускай протокол «Лазарь».
========== 5. Mercy (Милосердие) ==========
Альбомные страницы были плотные, слегка шероховатые. Сейчас уже почти никто не рисовал на бумаге, при имеющемся количестве графических примочек. Стив рисовал на всех поверхностях, сколько себя помнил: на салфетках, бумажных обрывках, пальцем на пыльной мебели, краской на стенах. Сперва рисунки выглядели схематичными набросками, но со временем стали объемнее, четче, богаче деталями. Его мастерство росло, при иных обстоятельствах он мог бы стать неплохим художником. Но при теперешнем положении вещей свое увлечение было благоразумнее скрывать.
Он машинально листал альбом, сидя в своем кабинете рядом с приемной главнокомандующего. Рисование зачастую помогало ему успокоиться и привести мысли в порядок, вот и сейчас руки чесались взять карандаш, но сюда в любую минуту мог кто-то войти. Страницы пестрели изображениями шаттлов и прочей техники вперемешку с зарисовками зданий и элементов интерьера, портретами людей — в основном, сослуживцев, но периодически мелькали два детских лица: темноволосый мальчишка с упрямым подбородком и девочка с растрепанными волосами, похожими на птичье гнездо.
Последний рисунок заставил его невольно вздрогнуть — он полагал, что сделанные им после вечеринки на Калсиде наброски он полностью уничтожил. Стив прерывисто вздохнул, вспомнив, почему сохранил этот — лица человека, спавшего, уткнувшись лбом в сгиб локтя, видно не было. Рельеф плечевых мышц, часть щеки, левое ухо, взъерошенные, торчащие на затылке темные волосы. Тони вырубился под утро, когда мгла за панорамным окном сменилась серой туманной мутью, в которой медленно таяли городские огни. Стив думал, что очередному случайному любовнику знаменитого своими похождениями Энтони Старка пора бы уже собрать вещи и исчезнуть с горизонта, но отчего-то продолжал лежать и смотреть на спящего, ощущая внутри теплоту, умиротворение и, внезапно, желание защитить. Последнее было самым удивительным. До этого он испытывал нечто подобное лишь к Баки и Наташе. А Тони Старк — гений, миллиардер, плейбой, филантроп — уж точно не нуждался в его защите.
В голове всплыл недавний диалог с Фьюри, вызвав приступ гнева и пульсацию крови в висках.
«…поймите, капитан, попытка спрятать Старка на одной из наших баз могла здорово нас скомпрометировать. Его бы искали повсюду, а так — они получили желаемое, и на время о нас забыли».
«То есть вы просто сдали его. Как разменную монету за собственную безопасность».
«Никто его не сдавал. У мистера Старка была возможность скрыться, но он предпочел геройствовать в одиночку. Кстати, уже после его ареста нам удалось вытащить из лап Гидры мисс Поттс. Похоже, она его слабое место, и теперь они не смогут его шантажировать, угрожая её жизни».
«Есть множество способов воздействия на человека, и вам это прекрасно известно!»
«Прошу прощения, капитан, но, кажется, вы чересчур сильно обеспокоены судьбой мистера Старка».
После этой фразы Стив ощутил вспышку ярости такой силы, что едва не оборвал связь.
«Это вы должны быть обеспокоены судьбой мистера Старка в первую очередь! Если он начнет работать на Гидру, то войну мы уже не остановим! Никто не остановит!»
«Уверяю вас… Мы этого не допустим».
У последней фразы Фьюри могло быть несколько смыслов. Ведь правда же — человека легче убить, чем спасти.
Стив закрыл альбом, спрятал в ящик стола, тщательно запер его. Поднявшись, оправил мундир и решительно шагнул к двери.
В просторном и светлом кабинете командующего царил легкий беспорядок, свидетельствующий о крайней занятости хозяина, и едва слышно играла на заднем плане музыка, похожая на шум дождя и ветра. Герцог поднял голову от бумаг, приветливо улыбнулся.
— А, Стивен. Проходи, присаживайся. Ты ведь не по официальному вопросу, верно?
Роджерс не последовал любезному приглашению, а остался стоять — напряженный, будто струна.
— Вы правы, Ваша Светлость. Я к вам по личному делу. После того, как я спас вам жизнь, вы сказали, что я могу просить у вас что угодно, в пределах ваших возможностей. Я никогда вас ни о чем не просил, ни разу. Я и не собирался. А теперь у меня есть просьба. Но высказать я её могу лишь там, где нас гарантированно никто не прослушает.
***
Отключившись, Тони на сей раз очутился у озера с удочкой в руках, а рядом был отец. Отец взял его на рыбалку — ничего глупее не придумаешь. Говард Старк никогда не интересовался рыбалкой и нечасто вспоминал о существовании сына. Но картинка была приятной: плеск воды, щебет птиц, блики солнца на гладкой водяной поверхности, мерное покачивание плавников. Тони с удовольствием окунулся в сон, пока ослепительно яркий свет и резкий, бьющий по ушам шум не вырвали его из приятного забытья. Он почти привык к постоянным агрессивным пробудкам — уже не вскакивал как подорванный, судорожно прикрывая слезящиеся глаза, и не метался спросонья, не понимая, где находится, а просто продолжал лежать лицом вниз, экономил силы. Дождавшись, пока его грубо встряхнут, ухватив за плечи, неохотно поднялся, сунул ноги в туфли и позволил вытолкнуть себя в коридор. Шел вперед за охранниками, прикрыв глаза, дремал на ходу. Когда к тебе применяют тактику лишения сна, учишься использовать для отдыха любую возможность.
Они достигли конечного пункта назначения, и Тони плюхнулся на стул, не оглянувшись по сторонам — интерьер допросной не отличался разнообразием и не менялся в процессе его посещений. То же самое можно было сказать про доктора Арнима Золу: неизменный серый мешковатый костюм, дурацкая бабочка, бульдожья физиономия с отвисшими щеками и непропорционально широким лбом. Дожидаясь начала очередной беседы, Тони жадно втягивал ноздрями запах кофе из кружки дока. Как ни странно, обходиться без привычных лошадиных доз кофеина оказалось сложнее всего. Сколько времени он здесь, кстати? Машинально огладив рукой короткую жесткую растительность на своей голове, он отметил про себя степень её густоты. Примерно месяц. Да, он всегда довольно быстро обрастал волосами. Месяц, плюс-минус.
Когда Старк оказался здесь впервые, ему приказали раздеться, посадили на железный стул и обрили наголо. Потом тщательно осмотрели, заглянули в рот, будто животному. У всех этих действий была четко определенная практическая цель — одежда и прическа являются признаками статуса, лишенный этих признаков превращается в безликую человеческую единицу. Следующим этапом стало лишение его воли и человеческого достоинства, а на эти факторы влияют здоровый сон, еда, элементарные удобства и комфортная зона личного пространства. И этот этап явно затянулся, что временами вызывало у Золы вспышки раздражения. Старк оказался крепким орешком — он никогда не вел образ жизни изнеженного миллиардера, бывало, сутками пропадал в своей мастерской, забывая про сон и еду, не стеснялся собственной наготы и был на редкость устойчив к наркотическим веществам. Вдобавок его оказалось нелегко запугать. Он отдавал себе отчет в том, что если бы его хотели сломать, то сделали бы это очень быстро. Но физический и психический инвалид был им не нужен, так что к нему редко применяли грубые меры воздействия. Разве что когда он доводил Золу до белого каления. Сломанное предплечье и ребра срастались медленно и постоянно ныли, ожоги от электродов под ключицами никак не хотели заживать, но это были сущие пустяки, а на синяки и ссадины вообще не стоило обращать внимания. Доктор Зола постоянно задавал ему один и тот же вопрос: кто вы? Ответы варьировались от неизменного «гений, миллиардер, плейбой, филантроп» и «тот, кто надрал ваши задницы» до различных вариаций, живописующих интимные отношения Тони с матерью дока. Под наркотиками он обычно нес несусветную ахинею, перемежая ее то смехом, то слезами. Словом — доктору Золе достался сложный пациент.