* * *
Разнообразие скучного мира:
Мелкие люди, огромные вещи,
Так и становится душной квартира,
В клетке горящее сердце трепещет.
Плавятся мысли, стираются грани
Между отчаяньем, сном позабытым,
Тихими сказками воспоминаний
И отвратительно-тягостным бытом.
Все перемешано, поиск напрасен:
Неотделимо от радости горе.
Лик бесконечности странно-прекрасен.
Гасит желания вечности море.
Надо найти только "точку опоры",
Чтоб изменить подсознанья картины.
Чтоб освещали надменные взоры,
Падая в бездны, ночные глубины.
* * *
Распад поэтичен до боли,
Мир в хаос, похоже, влюблен,
И верен навязанной роли,
И в бездны начал устремлен.
Как вестники странных галактик,
Кружат неспокойные сны.
Колдует стратег или тактик
Над бредом ночной тишины,
Над бредом чуть слышного вздоха,
Пометив пространство крестом…
Вот-вот и свернется эпоха
Опавшим осенним листом.
* * *
С серебристой тоскою и денно, и нощно,
Я куда-то давно обреченно плыву.
Имена бормочу, и мелодией мощной
Восторгаюсь… И только затем и живу,
Чтобы видеть Вселенной запретные грани
И сжимать до предела свои времена.
И беседовать с тенью из воспоминаний,
Все о том, как погибла родная страна.
Чтобы верить в отчаянье просто и строго,
Осязая, как слезы прекрасны, горды…
Чтобы снова идти по обманным дорогам,
Заметая свои роковые следы.
* * *
С тоскою головокружительной
Сдружиться, может навсегда.
Глядит беда обворожительно
Сквозь утомленные года.
Летит судьба во тьме сверкающе,
Похожая на метеор,
Тревожа болью проникающей
Холодный, отрешенный взор.
И к миру больше нет презрения,
Когда, скитаясь там и тут,
Находишь смысла измерения,
Меж обессмысленных минут.
Мелькают мелкие желания,
Хотя они давно не в счет.
И жизнь твоя в воспоминания
Сомнабулически течет.
* * *
Святая боль на кончике пера,
Небытия сверкающий бокал.
И жизни тошнотворной мишура,
И времени безжалостный оскал.
Не пересечься с тихою весной,
В шкатулке сердца злые чудеса.
И ищет взгляд романтики иной:
Влечет потусторонняя краса!
И жгут неосторожные огни,
Космические странствия зовут,
И звезды, что душе твоей сродни,
Летят сквозь тьму задумчивых минут.
Ты веришь в обреченные слова,
Что в сумраке торжественно звенят.
В них вечного осколки волшебства:
Надежды и забвенья терпкий яд.
* * *
Сказки Вселенной и дно преисподней —
Космоса черного дивные сны.
Дышится ночью спокойней, свободней —
В жилах холодная кровь тишины.
Я прохожу незамеченным всюду,
И в пустоте запредельной грущу.
Я никогда тех миров не забуду,
Где, хоть нечасто, но все же гощу.
Мечутся жизни, как клочья тумана
И, распадясь, трепещут во тьме.
Это завязка большого романа?
Нет, это боль, что себе на уме.
Это агония странного духа,
Небытия совершенный провал.
Музыка, что непривычна для слуха,
И неприкаянных душ карнавал.
* * *
Спокойствие мертвого дома,
Эпохи больной чудеса.
И странная в теле истома.
И скука, что застит глаза.
Сознанье отчаянно злится,
Стремится скользнуть в никуда.
А время спешит удлиниться,
И свиться в колечки-года.
А вечность приходит украдкой,
Когда ее даже не ждешь.
И сердце дрожит над загадкой,
Не зная, что жизнь эта — ложь.
* * *
Среди обыденных дорог
Мне опостылевшей эпохи
Одни тоскующие вздохи,
Да ветер горестных тревог.
И даже новая весна
Мне представляется фальшивой
Ведь красотой банально-лживой
Она давно уже больна.
Перестаю в окно глядеть
Но знаю — призрачное рядом,
Что время наполняет ядом,
Что мне поможет умереть.
* * *
Стремится в дальние края
Душа, не ведая о важном…
И раны сходятся края
В каком-то ворохе бумажном.
Все представляется не так,
Как выглядит на самом деле…
Жизнь — совершеннейший пустяк,
Ее гримасы надоели.
В природе масса миражей,
Но дышится свободней, проще.
В ней нет нелепых витражей,
Но много красоты и мощи.
Осталось летопись вести,
Распада гибнущего века.
О, тьма Вселенной отомсти
Пустому сердцу человека.