Лайла висела в футе от пола, туго спеленатая в митрилловый кокон. Всё было не так. Сначала ей показалось, что мастер достиг успеха и астрал исторгнул его душу во внешний Мир. Она, как они и договаривались с Витольдом, сразу же послала заклятие вечного хранения, но мастер, словно как вернулся и, по–видимому, свихнулся одновременно. Во всяком случае, по другому трудно было объяснить, зачем он вопил и бегал как угорелый по собственному замку. Да и вообще, бегающего и вопящего Витольда она представить себе не могла, по крайней мере, до сегодняшнего дня.
Мастер всегда был для ученицы воплощением спокойствия и рассудительности, он предпочитал действовать быстро и решительно, но продумано. В представлении Лайлы крик и метание никак не вязались с его возможностями. Она вполне могла себе представить мастера делающим какой–то идиотский эксперимент, или бросающим вызов всем магам сразу, чтобы посмотреть что будет или совершающим ритуальное убийство целого города, да что угодно! Но только не то, что он будет бегать с выпученными глазами по своему собственному замку и вопить что–то нечленораздельное. Впрочем, у Лайлы было всего несколько мгновений на то, чтобы оценить всё это. Мастер с какого–то перепуга бросил в неё митрилловую сеть: хорошее заклинание, любимое у мастера для обезвреживания врага. Волшебница вздохнула.
Когда–то, давным–давно, Лайла была свидетелем, как архимаг Торис явился в Ла Венталь по поручению Совета. Торис был одним из самых сильных магов Керданы, являлся членом Совета и ректором Академии, а также вполне обоснованно претендовал на звание Великого. Собственно, сам он уже давно именовал себя Великим и никто не смел говорить ему в глаза иное. Витольд тогда был занят в лаборатории с каким–то чересчур капризным экспериментом и, не отвлекаясь от работы, обездвижил Ториса митрилловой сетью. Великому потребовалось всё утро, чтобы освободится, и то, мастер снял остатки заклинания, завершив к тому времени эксперимент.
Торис тогда рассказал, что в первые мгновения был очень зол и если бы справился с сетью, то убил бы Витольда сразу. Потом он понял, что явился некстати и, проанализировав ситуацию, пришёл к выводу, что, скорее всего, и сам бы так поступил, вломись кто–либо к нему в лабораторию во время проведения эксперимента. К концу своего заточения в коконе, испытав неимоверную крепость нитей и добротность плетения, Великий пришёл в восторг. Когда Витольд окончательно освободил Ториса, последний пребывал в отличном настроении. Помнится, тогда они засиделись почти до самого утра, распивая дорогое кьянское вино, и делясь мнениями по тем или иным вопросам магии. Витольд слыл отшельником и такие встречи с коллегами Лайле хорошо запоминались, ибо их всего произошло на памяти волшебницы столько, что можно было подсчитать по пальцам на одной руке.
Лайла слегка пошевелилась. Не оставляло чувство, что что–то с этой сетью не то. Неуловимое, но немного странное, ощущение на уровне интуиции. Лайла, как и Витольд, в интуицию не сильно верила, но зато верила в системный магический анализ. Сосредоточившись, она внимательно осматривала паттерн плетения сети из астрала. Он оказался правильным, и всё же какая–то странность здесь присутствовала, но постоянно ускользала от её внимания. Лайла смотрела на узлы, и они были правильными и обычными, но когда она окидывала взглядом всю картину, то в узоре мелькало что–то неуловимо непривычное. Внезапно Лайлу осенило: общий тензор напряженности был направлен на созвездие влюблённых, тогда как Луна находилась сейчас в доме единорога.
«Очень–очень странно!», — подумала девушка, не то что мастер, даже она уже лет как пятьдесят никогда не сделала бы такой ошибки, — «а это, скорее всего, значит… что же это может значить? Похоже, мастер вовсе не хотел обездвиживать меня, а просто просил подождать?».
Выходило что так, сама Лайла знала, что иногда сделать заклинание быстрее, чем объяснить чего хочешь. И всё же Лайлу не покидала мысль, что что–то случилось неправильное. А если мастер действительно свихнулся или потерял память? Он бы сделал правильную сеть или ошибся? Ответа нет, мало данных…