– Кроме самого факта явления, – уточнил Бараско, не удержался и потянулся за коньяком.
– Да, самого факта, – невозмутимо согласился Берлинский и позвонил по телефону: – Принесите обед на троих.
В последующие две-три минуты бутылка коньяка была прикончена, разговор сместился в русло других Зон, где события, за исключением, конечно, Чернобыльской, имели совершенно иной характер. В комнату вошли пять вышколенных официантов в колпаках и ловко накрыли стол. У Костя потекли слюнки от жирного наваристого борща и мясного рагу, салатов и закусок. А еще им подали домашние пельмени, политые сметаной, и холодную водку в запотевших графинах. Ред радостно потер ладони. Генерал на правах хозяина разливал водку и приговаривал:
– Водка под пельмени – первое дело!
Костя вспомнил, что газеты всех мастей в те времена как воды в рот набрали. Если о кольцевом облаке еще что-то писали, то о том первом вихре, предвестнике появления Кремлевской Зоны, никто слыхом не слыхивал. Перед китайцами извинились. Родственникам искусствоведа Оружейной палаты пообещали провести самое тщательное расследование. Но не успели. Да, собственно, никто не знал, связано ли появление облака и вихря с последующим возникновением Зоны. Ученые пока ломали голову.
– Эдуард Петрович, вы забыли о сгоревшем батюшке.
– Ах да… – вспомнил генерал. – Как раз накануне стабилизации Зоны сгорел отец Анисим. Рядом с ним стоял звонарь Попов. По его словам, они разговаривали перед собором Двенадцати апостолов. Вдруг внимание отца Анисима что-то привлекло со стороны Никольской башни. Он посмотрел туда. Попов тоже посмотрел, но ничего не заметил, а когда оглянулся, отец уже лежал. Лицо его чернело на глазах, а из-под одежды, но больше всего изо рта и носа шел дымок. Огня видно не было. Попов сорвал с себя куртку и накрыл отца Анисима в надежде спасти его, а когда убрал, то лицо уже обуглилось, а изо рта появилось пламя. Отец Анисим сгорел изнутри. После этого было сделано два предположения. Первое – отец Анисим увидел вспышку лазера, с помощью которого кто-то передал пучок энергии. Второе – наиболее вероятное – Кремль по непонятной причине стал местом выхода неизвестной энергии Земли.
– Сила из ничего, – брякнул Костя и едва не прикусил язык от стыда.
Генерал-полковник так на него посмотрел, что Костя осознал всю глубину своей безответственности. Впрочем, точно так же генерал смотрел и на Бараско, когда тот порол чепуху. Ведь Бараско не всегда был свят. На монументальном лице генерала невозможно было прочесть никаких эмоций, кроме радения за родину. Должно быть, чин обязывает, цинично думал Костя, потихонечку и незаметно пьянея.
– Я лично склоняюсь к теории лазера, – заявил Бараско, ничуть не тушуясь и вылавливая из борща куски свинины пожирнее.
– Почему? – спросил генерал Берлинский.
– Потому что ясно и понятно и думать не надо. Отец Анисим стоял на траектории луча. Погиб случайно.
– Случайно он погиб в обоих случаях, – высказался Костя, снова покраснел и дал себе слово только молчать и слушать.
– Да… – задумчиво сказал генерал, наливая холодную как лед водку. – Только нам от этого не легче. Я к чему это все рассказываю… Вам, – он посмотрел на Костю, – надо будет опасаться всех вспышек. Впрочем, мы вам подберем соответствующее оборудование, которое если не думать за вас будет, то, по крайней мере, предупреждать обо всем необычном, в том числе и об аномальных магнитных полях.
– Подождите-подождите, – неуверенно сказал Костя, – я еще не согласился.
В знак протеста он даже отодвинул от себя тарелку с пельменями, от которых шел умопомрачительный запах мясного бульона, специй и уксуса. Но вкуснее всего пахла горячая сметана. В общем, Костя был не против все это умять, а хорохорился для вида, сознавая в глубине души, что деваться ему некуда.
– Ну а кто пойдет? – спросил Ред и посмотрел на него с укоризной. – Кто? Вот представь себе, некому, кроме тебя!
Костя не мог себе этого представить. Не получалось. Голова была забита обрывками воспоминаний, смутными ощущениями, а еще он почему-то подумал о Лере. Больше всего ему хотелось очутиться рядом с ней и перекинуться парой фраз. Все высокие фразы о родине, о долге, о чести его почему-то не волновали. Да и существовали ли они вообще?
В комнате повисла гробовая тишина.
– Вот видишь… – добавил Ред Бараско. – «Анцитаур» только у тебя… – И осуждающе покачал головой, как будто Костя не хотел ни с кем делиться этим самым «анцитауром».