Саре было мало радости от бесконечной круговерти балов и приемов, дававших, как полагали в эпоху Регентства, дебютантке наилучшие шансы встретить подходящую пару. Битком набитые бальные залы и вереница бессонных ночей вкупе с физической нагрузкой танцами часами напролет плохо вязались с ее хрупкой, по словам матери, конституцией, а хорошее образование, любовь к чтению и высокая осведомленность о текущих делах и событиях делали для Сары невыносимо скучной бессмысленную светскую болтовню. Темы бесед, объясняла она Бобу, ограничивались «размером и формой залов, жаркой погодой, да толпой в дверях», – и ее воистину ужасало бесконечное повторение одних и тех же «ненавистных фраз: „Ах, как душно!“ и „Ах, как тесно!“».
Имея разумную голову на плечах и решительно предпочитая семейный круг светскому обществу и сплетням, Сара была склонна скорее окидывать своих ровесниц цинично-презрительным взглядом, нежели вступать в их сколь взволнованные, столь и пустые разговоры. Свои юмористические наблюдения она приберегала для Боба. «Оттанцевала я тут… два последних – с лордом Перси, самим будущим герцогом Нортумберлендским и к тому же лучшим в Лондоне партнером, по единодушному мнению всех юных леди, которые сходятся на том, что он самый очаровательный, интересный, околдовывающий и обворожительный юноша с легчайшей походкой из всех когда-либо ступавших пальцами дивных ног на мелованные полы бальных залов Европы, – шутила она в 1808 году. – А вот согласна ли я с ними – это уже другой вопрос».
Но тогда Сара, «со все еще девственно цельным сердцем и вполне счастливая», – судя по всему, вовсе не торопилась подыскивать себе мужа, благо и родители на нее в этом плане не давили. К тому же, решение «умерить пыл с посещением раутов и вечеринок», о котором она чуть ли не с ликованием писала Бобу в январе 1809 года, стало следствием прямого запрета врачом пребывания Сары в жарких и многолюдных помещениях. В результате граф и графиня Спенсер согласились изменить свои планы и решили провести большую часть сезона за городом, а ко времени возвращения семьи в Лондон в следующем году Сара, похоже, была окончательно избавлена от повинности появляться на балах и собраниях, являвшихся основными площадками брачного рынка Лондона. К двадцати трем годам она уже говорила о тех днях в прошедшем времени: «…когда я выходила в свет». Речь, понятно, шла о балах и собраниях, поскольку театры и обеды с вечеринками она посещать продолжала, очаровывая гостей своим «красивым и певучим голосом».
Однако не все родители могли себе позволить столь расслабленное отношение к брачным перспективам дочерей, как родители Сары. Участие даже в одном лондонском сезоне было делом до крайности дорогим. Съемная меблированная квартира в заветном Вест-Энде могла в 1818 году обойтись в 60 фунтов в неделю, что эквивалентно почти 20 000 фунтов в месяц по нынешним ценам. Конечно, у Спенсеров имелся собственный особняк рядом с Грин-Парком, а у родителей Марианны – дом на площади Гросвенор, вот только позволить себе такую роскошь как собственная недвижимость в центре Мейфэр было дано немногим. В начале 1810-х годов у домовладельцев на содержание слуг, лошадей, экипажей и конюшен, налоги и прочие накладные расходы уходило от 2000 до 10 000 фунтов в год в зависимости от размеров дома и их склонности к роскошествам. Снимающим аналогичные дома приходилось дополнительно раскошеливаться на арендную плату в размере от 400 до 1000 фунтов в год.
Лондонский особняк Спенсеров, вид из Грин-Парка, литография 1815 года
В любом случае, расходы на проживание были более чем внушительными. Миссис Калверт была дочерью виконта, оставившего ей в наследство около 20 000 фунтов, но к 1810 году, когда дебютировала в свете ее дочь Изабелла, им с мужем пришлось променять слишком просторный и дорогой дом на Албемарл-стрит, который они арендовали на протяжении пяти лет, на домик подешевле на Ганновер-сквер. К 1815 году семейные финансы истощились настолько, что Калверты вынуждены были вовсе отказаться от съемного дома в Лондоне, но вскоре мистеру Калверту посчастливилось перед самым дебютом их второй дочери Фанни получить дом в наследство, пусть и далековато, по мнению его супруги, – на Уимпол-стрит.