Андрей поровну налил коньяк в рюмки.
– Знаешь, Дмитрич, что Иисус мог воду превращать в вино.
– Вот это я понимаю талант! – восхищенно отозвался старик, – но вот, что получается, он же, то по воде ходил, то воду в вино превращал, да и потоп всемирный, и крестят тоже в воде. Вода, вода кругом вода, понимаешь?! Ну, ты понимаешь?!!
Андрей смотрел на Дмитрича с недоумением и уважением, одновременно не скрывая усмешки.
– Знаешь, где она прячется?
– Кто – она?
– Душа!
– Этого никто не знает, – уверенно заявил Андрей, взглядом предлагая Дмитричу наполнить рюмку.
– Ошибаешься. Ох, как же ты ошибаешься. Душа она в тебе везде. Ну, разве что может быть, в волосах её нет, ну так я с ними давно попрощался. Душа она в тебе растворена. Растворена. Человек, он же большей частью из воды состоит. Вот в той самой воде она и есть. Получается, что мы с тобой теперь родственные души.
– Ну, тогда, пойду, душу изолью, что ли, – рассмеялся Андрей и отошел за вагончик.
«Вот и я о том же, родственная душа», смеялся в мыслях старик.
Мгновенье спустя Андрей вернулся.
– Скажи, Дмитрич, если душа – вода, то почему же тогда одна вода – прозрачный родник, а другая – моча?
– Да потому, что люди так устроены. Одни – прозрачный родник, что нет силы людей таких от себя отпустить, наполняют они жизнью и силой, а другие – моча, и чем дальше они – тем меньше вони.
– Это ты точно про мою тещу будущую подметил, – заключил Андрей. Мужчины громко рассмеялись.
Коньяк кончился. Андрей, легким кивком простился со стариком и отправился на автобусную остановку.
Оставшись в одиночестве, Дмитрич погрузился в раздумья. Мысль о водяной природе души, посетившая его во время застолья, казалась ему простой и в то же время невероятной. Старик восторгался собственной мыслью: ««Никто не знает, а я знаю, где душа. Теперь понятно, как Иисус ходил по воде и про чудеса, тоже всё понятно. Если он и вправду был сыном Божьим, то кому, как не ему, иметь власть над душами, которые и есть вода и по велению его становились твердью или вином. Коньяком то, конечно, лучше было бы, но и вином неплохо».
Мысли прогнали сон. Старик вышел из вагончика, закурил и долго смотрел в небо сквозь сигаретный дым. В полной тишине мерцали яркие звезды. Медленно плыло облако. «Я знаю твой секрет, – повторял одинокий мужчина, не сводя с облака глаз, – я всё знаю».
Глава одиннадцатая
За ночь погода переменилась. Небо затянули тяжелые тучи. Крупные хлопья тяжело падали на землю и не таяли. Снегопад не прекращался. Иван Дмитриевич, не любил снег за то, что он долго тает и превращает дорогу в непролазные топи.
Со стороны шоссе что-то загремело, заскрежетало, зашипело, заскрипело. Старик натянул ватные штаны, накинул на плечи бушлат и выбежал из вагончика. Грязно-зеленый локомотив толкал товарные вагоны к мебельным складам. Поезд стал. Тепловоз отделился от вагонов и двинулся в обратном направлении, исчезая за деревьями на противоположной стороне шоссе. Единственный известный старику путь к магазину был отрезан. Обойти громадину оказалось не по силам – ноги вязли в снегу и проваливались по колено.
В адрес машиниста и его ближайших родственников неслись все известные Дмитричу ругательства, дополненные красочными эпитетами. «Ну, Андрюша, ж приедет на работу… ладно Андрюха молодой, перемахнет как-нибудь, а бетон, как же бетон привезут. Тьфу, твою, шпалы паровозной, мать». Старик со злостью пинал снег и тряс кулаками.
Два часа спустя вагоны находились на прежнем месте. С боку их подпирала густая терновая поросль, вплотную подходившая к бетонному забору. Дмитрич потоптался возле состава. Улица Тополиная уходила на запад. Идти в неизвестном направлении не было никакого желания, но когда уберут состав неизвестно, а припасы кончались. Особенно беспокоило отсутствие сахара и сигарет. Старик пошел вдоль заборов, полукруглых ангаров, бесконечных указателей и рекламных конструкций.
Стемнело. Дорога круто уходила вправо. За металлической аркой высились ряды грузовиков. Дмитрич миновал стоянку и вышел к очистному пруду. Не более чем в ста шагах от него виднелись фонари Ростовского шоссе. Снова пошел снег.
Вдоль крутого берега пруда пролегала тонкая тропинка, по обе стороны которой высились сухие стебли камыша. Старик шел медленно и аккуратно. От долгого пути ныли колени. Внезапно левая нога провалилась в пустоту. Тело, утратив равновесие, опускалось вслед за ногой. Дмитрич хватался за камыш. Тонкие листья разрезали кожу на пальцах. Еще мгновенье и он уже лежал на льду.
Старик приподнялся, опираясь на правую руку, в попытке встать. Лед затрещал. Сквозь трещины проступила вода. Снег под ладонью стал темным и плотным. Лед проломился. Дед судорожно хватался за скользкие края. Ватные штаны надулись пузырем, а бушлат камнем тянул вниз. Корка льда больше не была опорой. Сил для борьбы не осталось. Дмитрич принимал свою участь смиренно. Не было ни страха, ни боли. Только пустота и звенящая тишина, которая вместе со стылой водой заполнила уши. Подо льдом было тепло. Невидимая волна нежно обнимала. В безмолвии отчетливо звучал любимый голос: «Не спеши, ещё слишком рано». Под ногами он почувствовал твердое дно, повинуясь инстинкту, сильно оттолкнулся, всплыл и крепко ухватился рукой за камыш у самого берега.