Каждый, начиная с трудолюбивого скромного крестьянина и заканчивая экстравагантным, вечно задолжавшим бароном, казалось, пытался расширить свои права за чей-нибудь счет, воспользовавшись хитросплетениями закона. Если благодаря сильной линии английских королей закон и его утонченная система предписаний заняли место меча, то они использовались с его безжалостностью. Законы были такими расплывчатыми, существовало так много путей, когда человек мог использовать нечестные способы для достижения собственных целей, что возникло нечто, напоминающее легальную гражданскую войну. Лорды огораживали общинные земли, а простые люди ночью разрушали ограды, держатели пользовались отсутствием или несовершеннолетием хозяев, чтобы лишить их повинностей и услуг, лорды использовали опись скота и движимого имущества держателей в обеспечение долга, что часто приводило к разорению последних без права обратиться в суд. Так, член суда Уилтширской сотни Чока докладывал королевским судьям на выездной сессии, что «Ричард, граф Глостера, отец ныне здравствующего графа», главный держатель от короны манора и охотничьих угодий Кранбурна, самовольно засадил лесом просеку Четл и Ферндич и всю землю до города Шефтсбери, до истока реки Наддер, поместив там семерых лесничих, арестовавших людей за преступления «против растений и животных», заставил их явиться в суд в Кранбурне, держал в заключении, пока те не заплатили штраф, мучительно наказал их. Они утверждали, что он взимал cheminage[91]– обычную пошлину за проезд через лес – с людей графства, везущих лес и продукцию на рынок в Солсбери, а его лесничие, «выйдя за пределы охотничьих угодий на десять миль, к большому убытку всего графства», завладели возом хвороста, принадлежащим священнику из Бишопстона, и вьючной лошадью с мальчиком, следующей к воде в той местности, «злонамеренно обвинив священника в краже растений из леса, пока тот не дал им полмарки за собственное спокойствие»[92]. Сообщается о другом случае, когда они набросились на человека в деревне Мартин и, обвинив его в уголовном преступлении, увезли в Кранбурн «и там повесили его без всякого повода, лишь по собственной воле», после чего конфисковали лошадей, быков и серебро его соседей, живших на земле жертвы.
Вскоре после начала своей поездки Эдуард отрядил комиссаров, чтобы разузнать о злоупотреблениях и незаконных захватах, в особенности тех, что затрагивали королевские права и государственные доходы, имевших место во время отсутствия короля. На протяжении зимы они объезжали графства и под присягой брали показания у присяжных каждой сотни, бурга и свободного города. Добытые ими у присяжных сведения, записанные на полосках пергамента из тюленьей кожи, получили название свитки «старьевщика», поскольку висели на них, подобно тряпью старьевщика. Комиссары в изобилии предоставили информацию о противозаконных действиях землевладельцев, шерифов и бейлифов, а также о посягательстве на права короны. Они составляли списки королевских владений, подсчитывали количество его поместий, ценность его «ферм» и рентных доходов, отмечали частные «свободы» или юрисдикции, препятствовавшие беспристрастному правосудию или оспаривавшие его власть, случаи взяточничества чиновников с целью сокрытия уголовных преступлений, притеснения невинных и растраты общественных денег.
В не менее чем девятнадцати графствах Эдуард счел необходимым снять шерифов с занимаемой должности за вымогательства и различные злоупотребления. Власть шерифов была поистине велика, чем они успешно пользовались. Назначенный казначейством и обязанный отвечать перед ним за все пошлины и налоги, что взимались в графстве, шериф также отвечал за всех подозреваемых и заключенных и под страхом сурового наказания должен был доставлять их на суд. В его замке в главном городе графства, где находились канцелярия и архивы, а во дворе стоял целый ряд деревянных клеток для преступников, была чрезвычайно глубокая и зловонная тюрьма, в которой он по своему усмотрению мог держать любого человека. Судебные процессы против королевских чиновников двигались медленно и неясно, к тому же дорого обходились, и, если не вмешивался сам король, обычно редко завершались успешно для пострадавших от их произвола. Угрозами шериф легко мог заставить зажиточных людей платить большие суммы, чтобы избежать заключения в тюрьму, где они могли подвергнуть опасности жизнь и здоровье. Среди обвинений, выдвинутых против шерифов и их подчиненных в ходе зимней ревизии, было и то, что они предъявляли обвинения людям более одного раза за одно и то же преступление, брали взятки, чтобы освободить их, а затем вновь арестовать; препятствовали или не принимали иски, тем самым нарушая право тяжущихся сторон, потворствовали уголовным преступлениям и позволяли людям, обвиненным в них, совершать новые. Шерифов также обвиняли в том, что они скрывали «approvers» [93] – мошенников, которые жили за счет доносов на сообщников или мнимых сообщников – для «завлечения» честных людей для того, чтобы они могли вытянуть штрафы из них. В некоторых случаях чиновников обвиняли даже в использовании пыток.
Обвинения такого рода выдвигались и против бейлифов и бедлей[94] сотен, которые, живя на доходы от правосудия далеко от центрального контроля, испытывали вполне объяснимое искушение использовать закон в личных целях. Одной из их любимых уловок было составлять списки присяжных, а затем брать с них взятки, называемые штрафами, чтобы освободить своих жертв от длительного и дорогостоящего путешествия. С белыми жезлами – символами королевских чиновников – и помпезными грозными манерами, многие бейлифы были настоящими тиранами. Например, один из них «велел всем свободным держателям Хатфилда, числом восемьдесят или более, предстать перед королевскими судьями в Уолтем Кросс, чтобы поприветствовать их на выездной сессии суда, и когда те пришли, сказал им: „Теперь вы знаете, что могут сделать бейлифы государя“, и это было все, что он сделал[95].
Осуществленное в разгар зимы и законченное за невероятно короткие сроки – всего четыре месяца – «изыскание старьевщиков» («Ragman quest») стало выдающимся событием в государственной жизни страны, вторым в средневековых английских анналах после книги Страшного Суда Вильгельма Завоевателя. По огромному числу свитков с висящими печатями, до сих пор сохранившихся в Архиве Государственных актов, можно проследить всю работу членов комиссии, когда они по два-три человека путешествовали по стране, записывая свидетельские показания присяжных. «Мы приказали нашим шерифам, – гласят слова их послания, – предстать перед вами в назначенный день в назначенном месте, в котором им будет предписано, а много хороших и законопослушных людей из их округов могут подтвердить достоверность вышеизложенного»[96]. Клерки записали ответы присяжных, затем вновь прочитали, запечатали и представили королю как точный отчет о работе правового аппарата на низшем уровне и о злоупотреблениях, с которыми Эдуарду придется бороться, чтобы восстановить правосудие и порядок. В некоторых случаях предпринимались попытки угрозами помешать работе членов комиссии. Один йоркширский бейлиф, Гильберт Клифтонский из вапентека[97] Стейнклифф зашел так далеко, что угрожал самим членам комиссии. В отчете говорится: «Он использовал самые гнусные слова против Уильяма де Чаттертона, судьи, которому предписывалось провести дознания, потому что последний велел присяжным округи без страха говорить всю правду... Гильберт сказал, что если бы он присутствовал, когда было сделано это объявление, то он бы стащил судью за ноги, и, прежде чем закончился год, судья мечтал бы лучше лишиться всех своих земель, нежели быть комиссаром»[98].
Весной 1275 года, как только отчеты членов комиссии были систематизированы чиновниками канцелярии и королевскими судьями, Эдуард созвал свой первый парламент, или великий совет, и государственный суд. Это была официальная выездная сессия суда или следствие, ведущееся по всему королевству. На нее были созваны магнаты, как миряне, так и церковнослужители, – главные держатели: графы и бароны, архиепископы, епископы и аббаты – и, через шерифов, по четыре избираемых рыцаря-представителя, «рассудительных в применении закона», из судов каждого графства и по четыре купца или горожанина из городского собрания или городского суда каждого крупного города. Они должны были явиться невооруженными, и, находясь под покровительством короля, во время парламентской сессии были ограждены от обычных правовых процессов. «И потому что выборы должны быть свободными, – начинается предписание шерифам, – король приказывает под страхом крупного штрафа, ни силой оружия, ни злобой, ни угрозами не чинить препятствия осуществлению свободных выборов»[99].
91
Cheminage
92
93
Approver
94
Бедль – судебный пристав в манориальной курии, которому подсудны крепостные крестьяне. –
97
Вапентек – административный округ в северных графствах Англии, аналогичный по размеру и характеру сотням в центральных и южных графствах. –
99
«Если мы ищем истоки парламентских привилегий более позднего времени, таких, как свобода слова и личная неприкосновенность, то мы должны искать их в специфике священных обязанностей, приписанных судам». G. О. Sayles,