И Михаил, не дождавшись ответа, вздохнул, а после улыбнулся, шевельнув усами, то ли насмешливо, то ли печально.
Похоже, ботинок Саймона лишил и без того обиженную здравомыслием голову Люцифера последних остатков ума. Ни каяться, ни просить о милосердии изверг не желал, сколько Конрад ни увеличивал электронапряжение Трона. Только слова о неминуемо падущем на нас проклятии за издевательство над слугой истинного Повелителя Мира прорывались сквозь выступавшую на его губах пену. Так что радужные мечты малорослого магистра не сбылись – стать человеком, вернувшим Господу столь гнилую и черную душонку, ему не повезло. Не удалось это, надо заметить, и Главному магистрату, несмотря на сонмы великих развязывателей языков, что обитали за его неприступными стенами.
Человека, «мнящего себя Сатаной», сожгли у подножия Креста ровно через месяц медленным, самым мучительным огнем. Присутствующие на казни родители невинно убиенных, а точнее попросту растерзанных Люцифером на куски маленьких жертв долго после Очищения плевали в смрадный пепел и топтали его ногами...
– Ты знаешь, – сказал мне немного позже брат Михаил, когда после этой публичной экзекуции мы забрели с ним в наш, обслуживающий только членов Братства Охотников, бар, – а ведь голова у этого паскудника была что ни на есть натуральная, как говорится, от матушки-природы. Его родили где-то на зараженных ядовитой энергией прошлого пустошах. Эта энергия вроде бы как и вылепила ему рога с прочими причиндалами.
– Очевидно, и до мозгов дотянулась, – добавил я. – Согласись – кого-кого, но детей...
– Незадолго до начала дознания, – продолжал Михаил, – кому-то из палачей Главного тюкнуло по темечку подсунуть Люцику в клетку молодую голую ведьмочку из соседних казематов. Сам знаешь, там этого добра уйма...
– И что? – скептически хмыкнул я, по опыту зная, что русский и приврет – не дорого возьмет.
– А представь себе – ничего! – нисколько не смутился он. – Заныкался, значит, наш Князь Тьмы в угол, сжался комком и зарыдал, как до этого жертвы его. Больной никчемный субъект! Обиделся на весь мир, понимаешь, и давай уничтожать то, чего сам сделать был не в состоянии. И кодла его небось из таких же состояла.
– Где ты берешь свою информацию? – недоверчиво посмотрел я в бесстыжие глаза своего заместителя. – Признайся: поди сам только что сочинил!
– В отличие от тебя, испаноскандинав, – взгляд Михаила отражал лишь оскорбленную кристально-прозрачную честность, – я черпаю факты не из газеты, а из более осведомленных источников противоположного пола. Кстати, да будет вам известно: одна такая просила меня познакомить ее с великим, как ошибочно многие считают, обламывателем люциферских рогов. Так что допивай пиво и пойдем поведаем кискам о наших подвигах – я ведь как-никак пообещал...
5
« – Вот и вы! – воскликнул он. – А доктор еще вчера вечером прибыл из Лондона. Отлично! Теперь вся команда в сборе.
– О сэр, – закричал я, – когда же мы отплываем?
– Отплываем? – переспросил он. – Завтра».
Историки утверждают, что во времена Римской империи Ренн, стоявший на пересечении рек Иль и Вилен, носил другое название – Condate, что по-латыни означало «слияние». Именно слияние отдельных боевых единиц в мощный кулак и происходило сейчас во дворе Реннского епископата.
Матерый сарагосец – а Гонсалесу было уже под шестьдесят – практически не изменился со дня нашей последней встречи три года назад – сухощав и подтянут, как и подобает истинным потомкам гордых испанских грандов. Вот только седых волос добавилось на когда-то бархатно-черной шевелюре Карлоса, да пара-тройка свежих морщин врезалась в смуглое лицо. Матадор стоял на пороге отставки, однако, судя по его крепкому рукопожатию, он о ней и не помышлял.
– А знаешь, сеньор Хенриксон, последнее время ты весьма знаменит, – произнес Карлос после приветствия. – Я подозревал, что брать Проклятого позовут тебя, а не парижан, хотя эти ленивые псы находились гораздо ближе... Скажи-ка мне лучше, как здесь потчуют?
– Сносно, – ответил я. – Лучше, нежели в Орлеане, где мы загорали неделю.
– Это радует. – Гонсалес улыбнулся правой половиной рта, отчего улыбка его приобрела злорадный оттенок. – А вот в Бордо, откуда мы прибыли, было вовсе погано. Ублюдочный тамошний епископ накормил моих ребят какой-то гнилой дрянью! Пока ехали сюда, через каждые десять километров тормозили – то одному приспичит, то другому... Прижечь бы поганцу пятки за саботаж!..
– Милейшие мои, не соизволите ли подать руку смиренному Служителю Божьему, пока тот не навернулся прямо о твердь земную!..
О, нет! Только не это! Второй год подряд! Снова он! Господи, за что твой верный раб Эрик Хенриксон вновь так жестоко наказан?
Из дверного проема магистерского отсека трейлера Пятого отряда высовывался руководитель моего прошлогоднего и такого успешного рейда – Божественный Судья-Экзекутор, коротышка-магистр, Конрад фон Циммер. Его толстенькая ножка тщетно ловила верхнюю ступеньку лесенки, а взгляд был исполнен ненаигранной мольбы о помощи.
Гонсалес закатил глаза к небу, после чего умоляюще посмотрел на меня. О, я его прекрасно понимал! Если магистр Конрад пробивал даже мой полунордический темперамент, то как же нелегко приходилось с ним горячему южанину!
Из уважения к более старшему на зов откликнулся я. Изобретатели походных трейлеров при всей своей образованности и представить себе не могли, что в природе существуют магистры столь миниатюрных комплекций. Вечным заложником их недальновидности как раз и являлся малорослый магистр Конрад. Взяв бедолагу под локти, я вернул его на грешную землю.
– Разлюбезнейший Эрик, я всегда знал, что вы мой самый лучший друг! Будь решающей не Божья воля, а моя, в рейды хаживал бы исключительно с вами, – пролепетал благодарный коротышка.
Сегодняшнюю Божью волю я поддерживал на триста процентов, но, видать, недостаточно, раз Всевышний свел-таки нас вновь...
– Благодарю вас, ваша честь, однако разве очередность вашей командировки уже подошла? – Я помнил, что Конраду оставалось «отдыхать» как минимум еще несколько месяцев.
– Магистр Джозеф – такая досада! – приболел в пути, – горько вздохнул он, отряхивая грязь со своего балахона. – Но я, покорно склонив голову, воспринял волю Апостола Инквизиции, когда он решил заменить его мной.
Это могло означать лишь одно – отношение к Конраду его коллег по Магистрату было аналогичным нашему, а потому при любых накладках в графике рейдов недомерок всегда становился крайним.
Церемония приветствия повторилась, правда, темп ее заметно упал – епископ Жан-Батист стал тяжелее на целый, надо думать, нехилого объема, ужин. Вышел поприветствовать Конрада и магистр Виссарион, державшийся в своей обычной сдержанной манере. Украшение епископата – дочь Жан-Батиста – на этот раз отсутствовала, вероятно, удостоив-таки вниманием моего внештатного «ординарца».
Пятый отряд удалился ужинать. Я исключительно любопытства ради прошелся вдоль ряда его техники. Имеющее более привилегированный номер, подразделение Карлоса могло рассчитывать и на более дорогостоящее вооружение, как раз и представленное здесь занимавшими кузова «самсонов» солидными спаренными сорокамиллиметровыми автоматическими орудиями «МК-5». Оба они были некогда сняты с остовов боевых кораблей Древних и заново восстановлены дьяконами Оружейной Академии. Я ни разу не видел их в действии – своим-то тяжелым вооружением пользовались редко, да и то больше для устрашения. За расход боеприпасов к «вулканам» спрашивали со всей строгостью, а потому любимая забава моих бойцов обходилась мне горами отчетов о необходимости их применения.
Один из бойцов Матадора нес охранение возле орудий, прохаживаясь взад-вперед да изредка попинывая массивные покрышки «самсонов». Увидев три командирских креста у меня на петлице, он тут же принял уставную стойку, а затем отсалютовал мне четким и свойственным, по-моему, лишь молодым Охотникам движением.