Лев снова выпрямился, его глаза сверкали от еле сдерживаемых чувств.
— Это наш долг, Алайош из Девятого ордена. А легион всегда исполнял свой долг. Мы должны победить в этой войне. Целый подсектор миров-кузниц тратит свои интеллектуальные и материальные силы на то, чтобы выжить, а не на то, чтобы поддержать другие имперские силы. То же происходит в рыцарских мирах и мирах-житницах, в гостевых мирах и на рудных. Чем быстрее мы завершим этот Крестовый поход, тем раньше они смогут поддержать каждый сектор Империума своими ресурсами, и тем скорее мы воссоединимся с Жиллиманом. — При этих словах Лев вздохнул. — Где бы он ни был.
Корсвейн выслушал все это молча. Когда затихли последние слова, оставив после себя надежду, рыцарь прочистил горло, собираясь говорить.
— Сеньор, я понимаю, почему вы хотите поднять перчатку, брошенную вам примархом Курцем. Но для чего вы позвали нас?
Лев медленно выдохнул, указывая на мир на самом краю Восточной Окраины на гололитической карте.
— Координаты указывают на эту систему. Я не могу рисковать неучастием в Крестовом походе целого флота легиона из за своих семейных проблем. — Он усмехнулся, и эта усмешка была совсем не похожа на его обычную умную и искреннюю улыбку. Это был тигриный оскал. — Я возьму с собой лишь одну роту, несколько кораблей и вспомогательных судов. Достаточно, чтобы защитить себя и ускользнуть в случае предательства, если таковое произойдет. Но мало, чтобы появился риск утратить наши позиции в этом презренном и вечном противостоянии, если оно окажется ложным следом.
Алайош немедленно отсалютовал.
— Девятый орден почтет за честь служить вам в качестве личной охраны.
— А я почту за честь, что он служит мне. — Лев понимающе кивнул. — Кор. Ты, похоже, о чем-то задумался, мой младший брат.
— Как называется этот мир? — спросил Корсвейн.
Лев сверился с данными на мониторе, стоявшем на его стороне стола.
— Тсагуалса. Зарегистрирована как пустынный мир, непригодный для колонизации, без признаков поселений времен Древней Ночи.
— Значит, кровный враг позвал нас на мертвый кусок камня на краю Галактики. — Корсвейн бросил взгляд на Алайоша. — Если весь флот Повелителей Ночи там соберется, возможно, ты сможешь снова скрестить клинки с Севатаром.
Капитан скинул капюшон, открыв изуродованное лицо. Большая его часть представляла собой жуткое переплетение неровных шрамов и бесцветных бугров синтетической плоти, не до конца зарастившей рану. А вместо зубов торчали тусклые стальные штифты, закрепленные в восстановленных деснах.
— Отлично. — Алайош прищурил глаза — практически единственную непострадавшую часть лица. — Я у него в долгу.
IV
Ударный крейсер «Неистовство» перенесся в систему один. Под рев протестующих двигателей он ворвался в безмолвие реального пространства и включил торможение, выскочив из варпа. Заработали гасители инерции, расположенные в носовой и средней части корпуса; вспомогательные тормозные системы взвыли, замедляя полет боевого корабля.
Для наблюдателя из космоса замедление хода до самого малого произошло тихо и элегантно. Для тех, кто находился на борту, содрогающийся корпус в сочетании с воем двигателей создавал куда менее изящную картину. Сотни обливающихся потом членов экипажа в помещениях машинариума поддерживали работу огромных плазменных печей, в то время как одетые в форму офицеры на командной палубе вызывали по очереди все отсеки корабля, требуя данные о состоянии систем и механизмов.
Трон Льва на борту «Неодолимого разума» был намного пышнее всего, что стояло на мостике «Неистовства», и вместо того чтобы занять место капитана, Лев предложил Келлендре Врай формально продолжать командовать кораблем. Пока эта седеющая женщина с волосами, собранными в тугой пучок, восседала на своем небольшом троне, Лев стоял рядом, скрестив руки на груди и глядя на экран окулюса.
Пред ними в пустоте вращалась Тсагуалса — серая, безжизненная, наделенная лишь тончайшим слоем облаков над видимым полушарием.
Корсвейн и Алайош, стоя в стороне от своего господина, тоже разглядывали планету.
— Позвольте сказать откровенно, сеньор.
Лев кивнул, не отрывая глаз от окулюса.
— Позволяю, Кор.
— Противник заманил нас в настоящую выгребную яму.
Губы Льва скривились. Стоявшим рядом с ним людям слова показалось насмешкой — для его воинов это был признак тайного веселья.