Алайош, вжавшись в колонну и тяжело дыша, передал по воксу:
— Я не заметил, куда они делись.
— И я, — признался Корсвейн. — Корсвейн из Девятого вызывает «Неистовство». «Неистовство», ответьте.
— Говорит «Неистовство», это Врэй. — Как же спокоен был ее голос; Корсвейн чуть не засмеялся.
— Бойтесь предательства на небесах, — сказал он. — Мы вступили в бой с врагом.
Среди поросли колонн он заметил Льва: тот теснил Керза, и за одну секунду они успевали обменяться несколькими ударами.
— Вам нужна обратная телепортация? — прозвучал ответ капитана-смертной.
Корсвейн решился еще раз глянуть поверх стены, но не увидел и следа Севатара или Шенга. Они затаились где-то среди каркаса будущей крепости — невидимая, но от этого не менее болезненная заноза.
— Нет. Нам нельзя оставаться на одном месте. Вы не сможете удерживать наводящий сигнал.
Алайош многозначительно посмотрел на него из-за колонны:
— Пошли.
Пригнувшись, Корсвейн последовал за ним, надеясь, что шум ветра заглушит его шаги.
XI
Примархи продолжали поединок, не обращая внимания на охоту, которую вели друг на друга их сыны. Клинок Льва двигался в изощренном танце, Керза же подстегивала боль. Повелитель Ночи не замечал кровоточащей раны в животе, предоставив скрытым генетическим механизмам самим справиться с повреждениями. Он дрался так же, как и всегда, — как бандит, загнанный в угол. Из огромных латных перчаток выскользнули когти-косы, и воздух зазвенел от ударов металла о металл, наполнился шипением от столкновения силовых полей.
Лев высвободил меч из захвата, и серебристый клинок обрушился на противника серией резких рубящих ударов с такой скоростью, что его очертания слились в одну сплошную дугу, сверкающую в лунном свете; но когти Керза блокировали каждый удар. Оба воина двигались слишком быстро для простых смертных, и человеческий глаз не смог бы за ними уследить. Но один из них был рыцарем, другой — всего лишь убийцей. И в лучшие времена улыбка Керза была лишь хрупкой маской; теперь же эта маска была не прочнее стекла.
— Мы с тобой никогда не устраивали тренировочных боев, да? — Лев, слова которого все еще слышались по воксу, казалось, начинал скучать. С каждой новой секундой на доспехе Керза или на его лице появлялся очередной глубокий порез. Он был достаточно быстр, чтобы избежать смерти от руки Льва, но недостаточно умел, чтобы полностью отразить каждую атаку.
— Мечи меня никогда не интересовали. — Керз качнулся в сторону, увернувшись от занесенного над ним клинка, и в ответ ударил обеими когтистыми руками. Лев отклонился назад, со сверхъестественной точностью сохраняя равновесие. Когти Керза искромсали табард цвета слоновой кости, но едва поцарапали многослойный керамит доспеха.
— В тебе нет ни капли благородства. — Лев повернул меч, одним клинком парируя следующий двойной удар. — И ни капли преданности. Какое-то время я считал, что из всех братьев ты мне ближе всего. Никто из нас больше не рос вдали от цивилизации — только ты и я.
Щурясь от напряжения, Керз облизал клыки.
— Ты должен быть с нами, брат. Даже твой легион это чувствует. Магистр войны знает о раздорах внутри Первого легиона.
— Нет никаких раздоров.
В этот миг их оружие вновь соединилось, и меч Льва оказался заперт в скрещенных когтях Керза.
— Нет? — Повелитель Ночи бросил это слово резко, как ругательство. — И нечего бояться, что светлые Ангелы падут? Когда ты последний раз бывал на Калибане, а, гордец?
Впервые на памяти Керза Лев улыбнулся, но это не придало его прекрасному как древнее изваяние лицу никакой теплоты. Сам камень показался бы добрее по сравнению с этой усмешкой. Другого ответа от примарха Ангелов не последовало.
Тогда улыбнулся и Керз — так же неискренне, так же безжизненно. А затем он прекратил бой, перестал парировать атаки и просто прыгнул на брата с протяжным воем. Если раньше дуэль примархов была демонстрацией всего лучшего, что было достигнуто в человеческом искусстве войны, то теперь выправка, умение и изящество движений Льва враз потеряли всякое значение. Они дрались, как обычно дерутся братья, вцепившись друг другу в глотку и катаясь по земле.
Наконец они остановились, и Керз оказался сверху Льва. Капая розоватой слюной, он склонился над братом и сжал его горло когтистыми перчатками, намереваясь задушить — самый медленный, самый личный вид убийства, когда убийца и жертва смотрят друг другу в глаза.
— Умри, — выдохнул Керз. Отчаяние превратило его голос в хриплый скрежет, и слова с трудом срывались с кровоточащих губ. — Зря ты все-таки выжил на той порченой планете, которую зовешь домом.
Латные перчатки Льва сомкнулись на горле Керза, повторяя его движения, но у Повелителя Ночи было неоспоримое преимущество. Он встряхнул противника раз, другой, так, что голова брата снова и снова ударялась о каменистую почву.
— Так умри сейчас, брат. Тогда история пощадит тебя.
XII
Он слишком оторвался, петляя в лесу каменных колонн и рокритовых стен, и Алайош предостерегающе окликнул:
— Осторожнее, брат. На нас охотятся.
— Почему ты еще не вызвал Девятый орден?
Алайош хмыкнул в ответ.
— Уже. Они десантируются в капсулах, но чтобы добраться до нас, им понадобится семь минут.
Корсвейн метнулся к следующей колонне; в сумерках его табард казался желтоватым, а линзы светились красным.
— Я иду на помощь Льву.
— Корсвейн… — Алайош снова одернул его. — Он прикончит этого мертвяка и без нас.
— Он повержен, я видел. — Корсвейн еще раз выглянул из укрытия. Фундамент будущей крепости был настоящим лабиринтом, а из-за завывания ветра не было никакой надежды услышать гудение, которое издавали доспехи Повелителей Ночи.
— И что ты видел? — Судя по тону, теперь Алайош колебался, одолеваемый сомнениями.
— Призрак набросился на Льва, и они оба упали. — Корсвейн прислушался к ветру; шлем приглушал звук до монотонного гула. — Кажется, я их вижу. Прикрой меня.
— Подожди!
Но ждать он не стал. Он рванулся через строительную площадку, но почти сразу же оказался под вражеским огнем. «Шенг». А кто же еще. Корсвейн начал петлять, игнорируя предостережения Алайоша. Несколько выстрелов попали в цель: осколки черного керамита рикошетили от стен, а на поверхности доспеха остались выбоины. Попадание каждого разрывного снаряда сопровождалось толчком таким же сильным, как если бы Корсвейна лягнул боевой конь, но, даже теряя равновесие, он мог думать лишь о том, что Лев повержен наземь, а горло его сжимают руки еретика.
Огонь противника прекратился.
— Я… убью Шенга, — задыхаясь, передал Алайош по воксу. Его слова прерывались звоном клинков: капитан уже вступил в бой с Повелителем Ночи. — Позади тебя! — быстро предупредил он опять.
Корсвейн, мчавшийся к своему распростертому на земле сеньору, услышал, как за спиной, ускоряясь, взревело цепное лезвие. Севатар наконец явил себя, но он не стал оборачиваться и продолжал нестись сломя голову.
— Я бегаю быстрее, — прошептал Корсвейн по воксу. Рычание цепной алебарды уже становилось тише. Оба его сердца стучали гулко, как копыта боевого коня по промерзшей земле. Он мчался, петляя между колонн, перепрыгивая через невысокие стены — делая все, что мог, на случай, если Севатар решит стрелять.
Позади — только тишина. И звон клинков по воксу.
— Брат, — произнес Алайош, — не останавливайся.
Тон, которым он это сказал, заставил Корсвейна обернуться на бегу. Перелетев через очередную стену, он бросил взгляд через плечо — как раз вовремя, чтобы увидеть, как умирает его капитан.
XIII
Помимо девятого капитана, Алайош был много кем еще: преданным сыном; благочестивым рыцарем; талантливым тактиком; воином, хорошо управлявшимся со всеми тонкостями планирования и организации кампании. Он также был одним из лучших мечников в легионе и однажды в тренировочном поединке с примархом продержался почти целую минуту.