День начинается обычно. Это если судить по рассказу Таты. Сижу на кровати и смотрю по сторонам, мои соседи уже проснулись, заправляют тонкими одеялами ещё более тонкие матрасы. Задумываюсь над тем, для чего они вообще это делают? Смысла в этом не больше, чем во мне счастья в данный момент. Наблюдаю за отработанными движениями поселенцев, они поправляют уголки одеял так, чтобы всё было идеально. Я же даже не потрудилась накинуть покрывало на кровать.
Продолжаю более детальное исследование помещения. Ничего примечательного, кроме камер, которых я вчера не заметила. Ими усыпано всё. Каждый угол просматривается. Не удивлюсь, если в туалете и душевой они тоже имеются. В новом мире все позабыли о правах человека, даже если это право сходить по нужде. Это раньше все кричали о толерантности и терпимости. Славные были времена.
Тата подходит ко мне и садится рядом, совершенно не волнуясь о том, что я могу быть против. Говорю же, всем плевать на всех.
– Для чего они это делают? – спрашиваю я, указывая на женщину, которая уже в третий раз перестилает кровать.
– Не знаю, скорее всего причина банальна. Это единственное, что в их власти.
Заправить кровать? Если на этом их власть заканчивается, то, возможно, им нет смысла пытаться спасти себя.
– Бежать не пробовали? – спрашиваю я.
– Иногда появляются бунтари, но они живут намного меньше, чем могли бы.
Это не жизнь.
Людей держат тут словно скот. И рано или поздно придет время каждого отправиться на убой. Я не хочу быть частью этого стада.
Вспоминаю вчерашний приём пищи. Марк сказал, что всех кормят раз в день по утрам. Ну вот. Сейчас ведь утро. Где еда?
– Тата, почему вчера дали всего один паёк? Марк сказал, что всех покормят после "уборки".
– Потому что, по сути, прибирала тут только ты. Это было поощрением, остальные получат свою порцию сразу после посещения ученых.
– Ученые, – повторяю я, вспоминая Лейзенберга. Он бы вписался в их компанию. Возможно, заменил бы главную Стерву.
– Веди себя… смирно и, может, нам повезет.
Кошусь на Тату.
– Везения не бывает, тем более в моём случае.
– Просто не хочется думать, что рано или поздно мы все тут погибнем.
– Тогда нужно бежать, – снова повторяю я.
– В этом случае смерть будет стопроцентной.
Возможно, так проще? Сложить перед собой руки и ждать, когда за тебя примут решение, даже если оно самое главное в твоей жизни.
Я же не могу так поступить. Если этим людям плевать на свою жизнь, то мне есть что терять. Сейчас мне безразлично, как мы с Заком будем жить, вместе или отдельно. Буду ли я видеть Герду и их дочь. Всё это больше не имеет для меня значения, я просто хочу оказаться рядом с ним.
Я скучаю так, как никогда и ни по кому. Помню мои страдания по Джери, и даже они меркнут перед тем щемящим чувством в груди, которое я испытываю сейчас. Я хочу домой.
Тата молча сидит рядом, я дальше разговор не продолжаю. Не знаю, о чём мы ещё можем поговорить. Минуты проходят одна за одной, я уплываю на кораблике своих мыслей, но собеседница вновь подаёт признаки жизни.
– Так ты из паствы? – спрашивает меня Тата.
– В какой-то степени, – отвечаю я, вживаясь в роль Лексы.
Она действительно была из паствы, хотя и не являлась добровольным участником этого сюра. До сих пор поражаюсь тому, что она нашла Доминика. Надеюсь, тут с ним ничего плохого не делали. Лексе осталось только добраться до девятки, и тогда она сможет выдохнуть и зажить спокойно. Она будет ценной и от этого окажется под защитой стен базы номер девять. Молюсь, чтобы с её помощью Лейзенберг смог воссоздать вакцину, и тогда Зак получил бы то, чего так желал ранее. Позже я вернусь домой, и мы все будем… жить. И я больше носа за периметр не высуну, даже если все зараженные пропадут с лица земли. Буду дома сидеть. Занятие какое-нибудь найду. Или вернусь к прошлому, буду рисовать эскизы и делать крутейшие тату.
Было бы идеально.
Добралась ли Лекса до Зака? Может, нужно было сказать ей больше, обняться дольше?
Нет. Тогда это было бы прощанием. А я не готова с ней попрощаться. Я сделала ради неё столько ужасного, многим людям перешла дорогу. Где-то глубоко в душе принимаю решение – дальше Лекса сама за себя. Я больше не могу оберегать её как мама. Я всего лишь сестра, которая выдохлась и безумно устала.
Возвращаюсь в настоящее время, пока я витала в мыслях, все уже закончили застилать проклятые кровати, теперь все стоят возле них и ждут прихода Стервы со своей свитой.
Если честно, меня больше всего поражает то, что люди, окружающие меня, практически всегда молчат. Что нужно было сделать с ними, чтобы они умолкли и не обсуждали того, что произошло вчера? Это уму непостижимо. На их глазах застрелили человека, а они, кроме как поблевать, ничего и не сделали. Может, поэтому они и молчат? Стараются не сближаться с соседями, дабы потом не страдать? Я ведь и сама так делала. Это не помогает.