Позиции Вашингтона и ЕЭС различались и в том, какие ответные меры на нефтяное эмбарго можно считать политически приемлемыми. Сообразно со статусом сверхдержавы, США выступали с позиции силы, полагая, что сдержать «атаку ОПЕК» может лишь согласованное наступление потребителей нефти. 12 декабря 1973 года в своей речи перед Обществом пилигримов в Лондоне Г. Киссинджер, сравнив вызов нефтяного кризиса с запуском советского спутника в 1957 году, выдвинул идею создания «картеля потребителей» – инициативной группы развитых стран по вопросам энергетики (будущее Международное энергетическое агентство, МЭА)[165]. На его взгляд, приоритетными мерами по преодолению эмбарго должны были стать координация действий потребителей с целью усиления собственных переговорных позиций, выработка планов экономии энергии, проведение геологоразведочных работ в регионах, находящихся вне ОПЕК.
Из тех шагов, которые были предприняты Европой еще во время боевых действий, было ясно, что союзники вряд ли с легкостью согласятся на инициативу госсекретаря. И в самом деле, ЕЭС выразило нежелание идти в фарватере конфронтационной политики США в отношении ОПЕК. Итоговое коммюнике саммита в Копенгагене подчеркивало важность переговоров и установления широкомасштабного сотрудничества со странами-производителями. В нем декларировалась необходимость инвестиций в промышленное развитие нефтедобывающих стран ради получения гарантий стабильности углеводородных поставок по приемлемым ценам. И лишь после этого пассажа говорилось о расширении сотрудничества между странами-потребителями в рамках ОЭСР, и то во имя борьбы с экономической нестабильностью. Саммит ознаменовался прибытием делегации министров иностранных дел Алжира, Туниса, Судана и ОАЭ, что сделало и без того напряженную атмосферу, по словам британских дипломатов, близкой к опасной. Логично предположить, что курс на установление диалога с арабскими странами начал осуществляться еще до официального изложения позиции на саммите.
На этом же саммите был принят знаковый для истории ЕЭС документ – «Декларация о европейской идентичности». В нем хоть и признавалась необходимость тесного политического сотрудничества с США «на принципах равенства и в духе дружбы», но подчеркивалась решимость ЕЭС действовать как самостоятельный и независимый актор на мировой арене[166]. В самом факте принятия этого документа можно услышать отголоски Октябрьской войны. Одним из кошмаров Европы периода разрядки был так называемый «кондоминиум сверхдержав», а именно то, что Москва и Вашингтон, балансируя на грани горячей войны, первым фронтом которой станет Европа, в итоге достигнут договоренности о политическом будущем мира за спиной и без учета интересов Старого Света[167]. То, что в контексте Октябрьской войны, обменявшись потенциально опасными для судьбы европейского континента сигналами, сверхдержавы в итоге добились прекращения огня, только усиливало эти страхи.
«Декларация о европейской идентичности» стала первым шагом на длинном пути формирования «отдельного» европейского внешнеполитического и энергетического взгляда, который отчасти продолжается и в наши дни. Ожесточенные дискуссии между странами – членами ЕС по вопросу о строительстве газопровода «Северный поток–2» только подтверждают этот тезис. И все же документы Копенгагенского саммита 1973 года в целом были плодом и свидетельством крепнувшего осознания Европой того, что обозначение собственной, отличной от США позиции будет служить ее интересам. Важно, что тогда же для выработки и корректировки единой европейской позиции по особо важным политическим вопросам Париж предложил перевести прежде нерегулярные саммиты глав государств и правительств на постоянную основу. Так бы создан новый орган ЕЭС – Европейский Совет.