Чтобы подкрепить приведенный авторитет еще более ценным указанием, сошлюсь на мудрого наставника десятков поколений юношества, на слова проф. Редкина, из числа слушателей которого некоторые входят в состав комиссии по пересмотру Судебных Уставов и пред которым должны бы преклоняться все порядочные люди без различия политических воззрений.
Сравнивая между собою два пути законодательного творчества, – паллиативный эмпирический и рациональный научный, достойный учитель говорил: «На административном поприще вы не будете вынуждены прибегать, идя ощупью, освещаемые наукою, к полумерам, к средствам паллиативным, к разным кунстштюкам, перебиваясь ими со дня на день, лишь бы на короткий срок вашего служения, а затем apres moi le deluge. Нет, с твердою помощью начал науки вы сумеете радикально лечить всякую общественную болезнь, ясно сознавая настоящее, прозревши будущее, как пророк, и своею рациональною деятельностью приготовите благосостояние вашему отечеству, а себе вечную память людей, приготовлявших благодатную почву и сеявших семена добра»[31].
Сошлемся, наконец, на представителя точной науки, указания которой обязательны для всех здравомыслящих людей, независимо от их личных вкусов и симпатий. Профессор В. Я. Данилевский в прекрасной речи своей «Чувство и жизнь», произнесенной в Москве, в общем собрании IX съезда естествоиспытателей, с научными данными в руке, развивал ту же мысль, которую в той или иной форме высказывал vates-прорицатель Салтыков и публицист Катков, и юрист Редкин, это – необходимость для плодотворной деятельности соприкосновения, если не осуществления, с принципом, цельною идеею, идеалом, утопиею, которая одна только будит здоровую энергию мысли и чувства. «Что руководит человеком в его борьбе со злом, с лишениями, – спрашивает проф. Данилевский, – что дает ему энергию инициативы? Не идеи, не отвлеченная мысль, но живое чувство, не всегда созданное, но всегда могучее, защищает его от опасности и гибели; лишь наши чувствования побуждают энергию, волю, усилия которой, руководимые разумом, должны вести к наибольшему благу. Те же чувства, которые в личной жизни человека служат путеводным сигналом для его инстинкта самосохранения, те же чувства в высшей альтруистической форме – предохраняют человечество от опасных искажений в жизни всего общества… Мы чувствуем потребность в идеальных построениях, мы стремимся к лучшему во всех областях нашей жизни, к идеалу, хотя бы и недостижимому»[32]. Итак, «альтруизм», «идеал» или, по терминологии Салтыкова, «утопия», «бредня», – вот могущественный возбудитель и двигатель для плодотворной общественной деятельности.
И разве героическая эпопея подготовки и проведения великих реформ 60-х гг. не служит блестящим подтверждением этой еретической для нынешних не в меру охлажденных публицистов мысли о могуществе «бредни», о силе чувства, которой обязаны своим существованием не только Судебные Уставы, но и величайшая из бредней-реформ: отмена крепостного права[33].
Если творцам Судебных Уставов удалось с изумительною быстротою составить лучший памятник русского законодательства, который, встреченный враждебно со стороны могущественных почитателей дореформенного строя, сумел, однако, с честью выдержать почти тридцатилетний, беспрерывный натиск их глашатаев, давно добился единодушного признания непререкаемости своих основных принципов со стороны людей науки[34] и, наконец, дождался в наши дни официального признания их бесспорности со стороны авторитетного представителя власти[35], то секрет успеха этого образцового законодательного творчества заключается в твердости и живости веры его участников в силу добра, в разум, в науку, в принципы ее. Если нашлись и достойные исполнители для этого великого законодательного акта, появившегося во всеоружии, словно Минерва из головы Юпитера, то только потому, что они пламенно верили в прогресс, в свою благородную миссию, они сознавали ее величие, они проникались благоговением к данной им в руководство маленькой, но многозначительной книжке Судебных Уставов, глубоко чувствуя и торжественно исповедуя подобно творцам их, что Уставы эти «истекают не от произвола, а от начал истины и справедливости в той степени, в какой они выработаны наукою и опытом»[36].
34
Один из представителей науки проф. И. В. Муравьев (ныне министр юстиции), говоря об основных началах судебной реформы, дал им такую прекрасную характеристику: «Эти начала признаны всем человечеством; они так высоки и чисты, влияние и последствия так благодетельны для русской жизни, что дальше их нам незачем и некуда идти». «Русск. Вест.», 1875. №ю. С. 874.