Социальное неравенство в среде воинов-переселенцев, усилившееся за десятилетие с момента основания базовых гарнизонных городов, могло считаться виной Усмана. Огромные жалованья мусульманской элиты позволяли ей обзаводиться в зависимых странах обширными владениями, скупавшимися у местных землевладельцев. Попытки, предпринимавшиеся Умаром, могли быть успешными только короткое время, но и его авторитет не мог бы остановить процессы, продиктованные экономическими закономерностями. Проживи Умар еще пяток лет, и ему пришлось бы столкнуться с теми же проблемами, что и Усману.
Рост социальной напряженности в гарнизонных городах определялся не только усилением имущественного неравенства между мусульманами-арабами. В них складывается значительная прослойка мусульман-неарабов. Имеются в виду не привилегированные кавалеристы сасанидской армии, принявшие ислам и поселившиеся в Басре: их было немного, и они по жалованью были приравнены к участникам сражения при Кадисии, — а низшие слои.
Начальный этап исламизации неарабов совершенно неизвестен. Прежде всего, ислам принимали, конечно, пленные, обращенные в рабство и обслуживавшие семьи арабов. Обычно принявших ислам рабов отпускали на свободу. Они становились клиентами (мавали) и оставались в составе рода или большой семьи бывшего хозяина, часто в роли секретарей, уполномоченных, принимали участие в походах бок о бок с патроном. Становясь свободными, они не уравнивались с арабами, как это следовало по духу учения Мухаммада, среди соратников которого на равных были богач Абдаррахман б. Ауф и бывшие рабы Билал или Убада б. ас-Самит. Но воспринять любое уравнительное учение способно лишь небольшое число его адептов; распространяясь широко, оно трансформируется в духе взглядов большинства данного общества. Так было с христианством, так произошло и с исламом.
Ислам был принят арабами как победоносная религия, принятие которой отождествлялось, прежде всего, с внешней обрядностью, а этическая сторона учения большинством не воспринималось вообще. Люди, привыкшие жить в системе племенных отношений, не могли считать чужеземца, даже собрата по вере, равным себе. Он все равно был ‘ илдж — варвар, неараб. И, наоборот, — в среде новообращенных неарабов наибольшее внимание привлекало учение о равенстве мусульман, и это создавало благоприятную почву для разработки этической стороны учения, а с ней и для внедрения религиозно-философских идей, отсутствовавших в сознании ранней мусульманской общины.
Новообращенные мусульмане были еще слишком малочисленны, разрозненны и, кроме того, не вооружены, чтобы представлять самостоятельную оппозиционную силу, но они готовы были поддержать ту сторону во внутриобщинной борьбе, которая выступит против существующего порядка.
Средневековые авторы игнорировали социально-экономическую сторону жизни общества, поскольку понимание подобных процессов было за пределами сознания тех людей, у которых историки черпали информацию. К тому же конкретные причины конфликтов и недовольства маскируются религиозной фразеологией.
За обычными обвинениями правителей в отступлении от обычая пророка и призывами «воздерживаться от осуждаемого и действовать как положено» могут скрываться как неодобряемые изменения в обрядности, так и увеличение налогового бремени: нарушение правил сбора заката со скота (например, обложение налогом коней), установление торговых сборов на базаре или взимание хараджа и джизьи с мусульман. Поэтому угадывать, что скрывается за этими общими словами, приходится по случайным намекам.