Вряд ли можно провести точную границу, за которой правление Усмана стало вызывать всеобщее неодобрение и даже озлобление. Во всяком случае, это началось до операции по обмену землями. Когда в 29 г. х. Усман разрушил старую мечеть, сложенную при Умаре из сырцового кирпича, с деревянными колоннами и крышей из пальмовых листьев и возвел более просторную из тесаного камня, с каменными колоннами, многие стали упрекать его за то, что он изменил сунне пророка [+46]. Расширение площади хима тоже вменялось ему в вину, хотя его предшественника за то же самое никто не упрекал. Усман добавил к двум призывам на молитву третий — и это тоже осудили как вредное новшество [+47]. Даже невинное распоряжение об уничтожении голубей в Медине, которых развелось слишком много, вызывало раздражение: «Приказывает убивать голубей, а изгнанным посланником Аллаха покровительствует» [+48].
Все это были поводы для выражения недовольства тем, что высшая власть сконцентрировалась в узком кругу родственников Усмана и что тот же узкий круг родственников и друзей беззастенчиво доит общественную казну. Да и как иначе могли оценивать люди сложившуюся ситуацию, если, например, Аббас, сын доисламского компаньона Усмана, Раби’и б. ал-Хариса, прибыв в Басру для участия в войне, получил от Усмана дом и 100000 дирхемов на обзаведение? [+49]
Особое возмущение в Медине вызывал Марван б. ал-Хакам, ставший правой рукой Усмана. Некоторые сообщения рисуют его человеком совершенно беспардонным. После получения части хумса Ифрикии Марван выстроил в Медине дом (дар) и по случаю новоселья устроил пиршество. В разговоре с гостями он заявил: «Я не израсходовал на этот дом ни одного дирхема из денег мусульман». На что ал-Мисвар, также участник похода в Ифрикийу, заметил: «Если бы ты ел и молчал, было бы лучше для тебя. Ты был в походе на Ифрикийу вместе с нами, и было у тебя меньше, чем у нас, средств, и рабов, и помощников и меньше багаж, но тебе сын Аффана дал хумс Ифрикии и назначил собирать садаку, так что ты брал имущество (мал) мусульман». Марван не принял упрека и пожаловался Урве б. аз-Зубайру: «Нагрубил он мне, а ведь я относился к нему с уважением и почтением» [+50].
Брату Марвана, ал-Харису, Усман поручил надзор за базаром Медины, и тот, используя свое положение, стал покупать привозной товар по принудительной цене и продавать по рыночной; более того, на базаре, который со времен пророка был беспошлинным, начал брать плату за место. Мединцы требовали освободить их от такого надзирателя за торговлей, но халиф остался глух к жалобам [+51].
Удивляться беззастенчивому присвоению этим семейством общинной собственности и нарушениям принятых в мусульманском обществе норм не приходится: оно долгое время находилось в опале и, вдруг оказавшись у вершины власти, стало наверстывать упущенное, к тому же сдерживающие нормы, выработанные мусульманской общиной до завоевания Мекки и за последующие 15 лет, которые ал-Хакам провел в ссылке, были чужды его семейству или же оно просто игнорировало их в отместку за долгое унижение.
Несколько лет неограниченной власти оказали влияние и на Усмана: он стал относиться к управляемому им государству как к личной собственности. В обществе с монархической традицией это воспринималось бы и господствующим классом, и остальными подданными как нечто само собой разумеющееся, но мусульманское общество еще хранило традиции общины, основанной на равноправии ее членов. Тысячи воинов, помнивших времена пророка, и их сыновья воспринимали государство, созданное силой их оружия, ценой их крови и смерти их сородичей, как общее достояние и не могли смириться с узурпацией власти небольшой группой родственников халифа, да еще с запятнанным прошлым.
Болезненнее всего воспринимали этот сдвиг люди, которые сами поставили над собой такого халифа. Они не были обделены материально и получали из казны щедрые дары, но предпочли бы, чтобы такие же дары не доставались бывшим врагам пророка, а главное — выбирая халифа, они надеялись оставаться, как при его предшественниках, ближайшими советниками. Приблизив к себе ал-Хакама и его сыновей, Усман оттолкнул от себя наиболее уважаемых людей мусульманского сообщества.
Когда Абдаррахман, Али, Талха и аз-Зубайр пришли увещевать Усмана, подарившего Са’ду б. ал-Асу 100000 дирхемов, халиф будто бы ответил: «Он родственник, связанный [со мной] кровными узами». — «А разве у Абу Бакра и Умара не было близких и кровных родственников?» — спросили они. На что последовал ответ: «Абу Бакр и Умар проявляли благочестие [+52], отстраняя своих родственников, а я проявляю благочестие, награждая близких». — «Ей-богу, их поведение нам милее, чем твое поведение». — «Ничего не поделаешь» [*3], - ответил им Усман [+53].