Найденный в 1891 г. серебряный котел кельтской работы, высотой 42 см, диаметром 69 см, весит 9 кг; с внешней и внутренней стороны был украшен позолоченными пластинами с изображениями богов и героев. Среди персонажей внешнего ряда крупных портретных изображений опознается бог с колесом (Таранис кельтов, приблизительно соотносимый с Громовержцем – Тором, Донаром германцев), Великая Мать (Magna Mater), Трехглавый бог, известный в мелкой пластике и петроглифах бронзового века. Пантеон Гундеструпа дополняет изображенный на одной из пластин внутренней стороны, в ритуальной сцене и позе, Цернуннос, увенчанный оленьими рогами верховный бог кельтов, со священным торквесом в руке, заклинающий змею (в акте Обретения Мудрости, подобно северному Одину?).
Сложные сцены внутренних пластин гундеструпского котла, в которых участвуют люди, животные, птицы, дельфины, слоны, могут рассматриваться как жертвоприношения или священные процессии конных и пеших воинов, со штандартами (или лурами), в шлемах, увенчанных изображениями кабана, с «кельтскими» щитами. Центр композиции – медальон на дне котла с изображением Священного Быка, попирающего «пресмыкающееся», и летящей над ним, в акробатическом прыжке, вооруженной жрицы с мечом. Этот бык ассоциируется обычно с митраистскими» культами Малой Азии, распространенными в Римской империи первых веков, но иконография «тавромахии» может быть связана и с более древними (критскими) культами Минотавра.
Гундеструпский котел остается одной из интереснейших загадок европейской археологии. Изделие, очевидно не местное, и по реалиям, и по технике исполнения «кельто-дунайского круга», не ясно как по своей собственной датировке, так и по времени своего появления в ютландском болоте. Его сопоставляют с сообщениями о «Священном котле» кимвров, посланном ими Августу в знак мира. С другой стороны, кельто-фракийская стилистика и техника изображений указывают и на более раннюю дату (III–II вв. до н. э.?) и на вероятное место изготовления в дунайско-среднеевропейском регионе военных странствований кимвров. Несомненно, гундеструпский котел рассматривался как высокая ценность: пластины были сняты и тщательно сложены внутрь сосуда, перед тем как он был скрыт в земле. Когда бы ни произошло это «депонирование», котел пользовался особым вниманием у его последних владельцев. Изображения, вероятно, были для них наполнены своим собственным смыслом, может быть и расходившимся с содержанием первоначальных, оригинальных мифов и обрядов, которые они иллюстрируют.
Во всяком случае, в самом общем виде мы имеем здесь те же композиционные основы, что и в одной из древнейших песен «Эдды» – «Прорицание вёльвы» (Völuspá). Преемница древнегерманских жриц излагает в нем языческую эсхатологию скандинавов, от Сотворения Мира и до его Конца (Ragnarök). Синклит богов Гундеструпа словно иллюстрирует вису «Эдды»:
От Сотворения Мира и первых людей, и всех существ (вереницами выстроенных на одной из пластин котла), Обретения Мудрости верховным богом – к бунту стихий всех четырех стран света, окружающих Мать-Кормилицу на ее колеснице, ополчению сил земных и небесных:
Ряды этих бойцов, сопутствуемых птицами и идущих навстречу всадникам, сопровождают грозные звуки горнов-лур:
Мировой Зверь, в разных обличьях, «Эдды» осуществляет неизбежную Гибель Мира:
«Войско мертвых» (экипаж «Нагльфара» Эдды) в Гундеструпе еще лишь формируется: воины, марширующие навстречу грозному Гиганту, обречены – перевернутая фигура одного из них в руках Владыки Смерти – наглядное тому доказательство. Конечно, в мрачной воинской мифологии Последней Битвы неизбежны общие мотивы и у кельтов, и у германцев. Различия еще более безусловны, чем сходства: неукротимый Мировой Зверь Гундеструпа – не Змей, не Волк, не Пес «Эдды», но неведомый скандинавам эпохи викингов Бык, бушующий, правда, под тем же Мировым Древом: