4 декабря 1718 года банк Лоу был преобразован в Королевский банк; его банкноты были объявлены законным платежным средством, и он получил почти полный контроль над финансами страны. Он выпустил новые акции компании "Compagnie des Indes" по 550 ливров за акцию; вскоре на них была оформлена подписка. Ожидание высоких доходов повысило общественную оценку стоимости акций; они обменивались по все более высокой цене на волне спекуляций, пока не стали котироваться по 5 000 ливров, что в девять или десять раз превышало их номинальную стоимость. Леди Мэри Уортли Монтагу, проезжая через Париж в 1718 году, улыбнулась при виде того, как Франция подчиняет свою экономическую жизнь британцу. Сам Лоу позволил своему воображению отдалиться от своих суждений. Новый Королевский банк не только взял в свои руки монетный двор и все налоговые сборы; он взял на себя национальный долг, предоставив долю в Compagnie des Indes в обмен на 5 000 ливров номинала в государственных обязательствах; таким образом, думал он, пассивный капитал станет активным в его разнообразных предприятиях. Он еще больше подорвал платежеспособность банка, подарив 24 00 акций регенту.
Несмотря на эти необдуманные авантюры, общественное доверие к нему не ослабевало, энтузиазм публики по отношению к Compagnie возрастал, покупатели предлагали все более высокие цены на ее акции. Фальшивомонетчики усилили ажиотаж, выбросив на рынок фальшивые сертификаты акций. Узкая и грязная улица Квинкампуа, где располагались офисы "Системы", на два года превратилась в парижскую Уолл-стрит. Покупатели и продавцы всех классов, герцогини и проститутки, парижане, провинциалы, иностранцы, собирались там в огромном количестве, и возбуждение нарастало с каждым днем. Некоторые были затоптаны насмерть в давке или сбиты каретами аристократов. Старый маршал де Виллар, проезжая мимо, остановился, чтобы отчитать толпу за ее фанатичную жадность. Крошечные лавочки на маленькой улочке приносили в месяц больше арендной платы, чем дома за двадцать лет. Жители жаловались на невыносимый шум. Но покупатели все равно выкрикивали свои предложения; цена одной акции росла почти ежедневно, иногда ежечасно; в конце 1719 года некоторые акции были проданы по 12 000 ливров за штуку; к тому времени рыночная стоимость всех акций, находящихся в обращении, в восемьдесят раз превышала стоимость всего известного золота и серебра во Франции.20 Поскольку за акцию нужно было заплатить всего десять процентов от ее номинальной стоимости, обороты были быстрыми, и состояния делались в один день. Банкир зарабатывал сто миллионов ливров, официант в отеле - тридцать миллионов.21 Теперь люди впервые услышали слово "миллионер".22
Лоу был человеком времени. В 1720 году его назначили генеральным контролером финансов. Высокородные лорды и дамы порхали в его прихожей, ища у него совета в денежных делах или поддержки в придворных интригах. "Я сам, - вспоминал Вольтер, - видел, как он проходил по галереям Пале-Рояля в сопровождении герцогов и пэров, маршалов Франции, епископов церкви".23 Одна герцогиня смиренно поцеловала ему руку.
Его не испортил ни очевидный триумф его идей, ни возвышение его личной власти; более того, он был встревожен завышенной стоимостью, которую общественная алчность придала акциям компании.24 Он не воспользовался своим положением, чтобы увеличить собственное богатство. Сен-Симон, выступавший против Системы, заявлял:
В его облике не было ни скупости, ни мошенничества. Это был мягкий, добрый, респектабельный человек, которого не испортил избыток кредитов и богатства, а его манера поведения, одежда, стол и мебель не могли никого опечалить. Он с необыкновенным терпением и постоянством переносил все огорчения, вызванные его деятельностью, пока под конец... не стал быстрым и вспыльчивым.