Некоторые дворяне неодобрительно относились к нему как к иностранцу и протестанту и отмечали, что он и его английская жена, хотя и казались преданными друг другу, не состояли в законном браке. Чтобы уменьшить эту враждебность, Лоу принял французское гражданство и римско-католическую веру.
Он использовал свою власть, чтобы стимулировать процветание своей страны. Он снизил налоги и положил конец их неуклюжему и коррумпированному сбору частными агентствами. Он проявил к народным массам сочувствие, необычное для финансистов. Он разбил для обработки крестьянами крупные поместья, принадлежавшие церкви или корпорациям; он дошел до того, что вскоре после назначения генеральным контролером предложил заставить церковь продать все имущество, приобретенное ею с 1600 года, то есть половину всех ее французских владений.25 Предвосхищая Турго, он отменил пошлины на перемещение продовольствия и товаров внутри Франции. Он организовал строительство и ремонт дорог, мостов и каналов. Он привозил из-за границы квалифицированных ремесленников для создания новых производств; он поощрял промышленную экспансию, снижая процентную ставку по кредитам; за два года его правления (1719-20) французские предприятия выросли на шестьдесят процентов. Он возродил и приумножил торговый флот, расширив торговлю с Азией, Африкой и Америкой; в марте 1719 года число французских кораблей, занятых во внешней торговле, составляло шестнадцать, в июне 1720 года - триста; при Лоу французская внешняя торговля вновь достигла зенита, которого она достигла при Кольбере. Он убедил французских дворян финансировать производство кофе и табака в Луизиане, а сам финансировал освоение района реки Арканзас. В 1718 году был основан Новый Орлеан, получивший фамилию регента.
Несмотря на многосторонние усилия Лоу и Филиппа, американское предприятие не процветало. Большая часть долины Миссисипи все еще оставалась непокоренной дикой местностью. Были предприняты все усилия, чтобы заселить регион французскими колонистами. Лоу предлагал семьям эмигрантов приданое и 450 акров земли. Когда эмиграция оказалась менее привлекательной, чем спекуляция, в Луизиану стали депортировать заключенных, бродяг и проституток, а молодых мужчин и женщин (как Манон Леско из романа Прево) заставляли участвовать в авантюре хитростью или силой. Таких жертв так плохо кормили, что многие из них умирали по дороге. Майские указы 1720 года прекратили это варварское принуждение. В самой колонии плохое оборудование, плохое управление и восстания мешали улучшению экономики, и доходы "Миссисипской компании" (так называли ее жители) были гораздо меньше, чем предполагали спекулянты. Надежды на то, что на колониальной земле будут добывать золото или драгоценные камни, оказались иллюзорными, хотя Лоу и сам об этом мечтал.
Весть об этих трудностях наверняка достигла Франции. Самые умные из спекулянтов решили, что акции компании достигли своего пика и теперь самое время продавать. Они получили огромную прибыль, продав акции быстро; тысячи других, таких же жадных, но менее осведомленных и рассудительных, разорились, продав слишком поздно. В декабре 1719 года продажа стала более активной и конкурентной, чем покупка. В течение месяца герцог де Бурбон продал свои акции за двадцать миллионов ливров; принц де Конти - за четырнадцать миллионов; потребовалось три повозки, чтобы увезти золото, которое Лоу не посмел отдать принцу за его банкноты и акции компании.26 Один прусский спекулянт разгрузил свои акции и уехал с тридцатью миллионами ливров в золоте. Другие обналичивали свои акции, чтобы купить землю, дома, драгоценности и другие предметы, стоимость которых покоилась на твердом основании человеческих потребностей или тщеславия. Финансисты, наказанные Судебной палатой, отомстили, обналичив свои векселя и отправив золото за пределы Франции. Закон попытался остановить утечку золота из казны, добившись от регента эдиктов, запрещавших населению держать, торговать или вывозить драгоценные металлы и требовавших сдачи всего золота и серебра стоимостью свыше пятисот франков в Королевский банк. Агенты банка были уполномочены входить в дома и искать спрятанные драгоценные металлы; даже Людовик XIV никогда не решался на такое вторжение в частную жизнь. "Многие люди, - пишет Сен-Симон, - прятали свои деньги с такой секретностью, что, умирая, не могли сказать, куда они их положили, их маленькие сокровища оставались зарытыми и потерянными для их наследников".27
Поскольку цена акций продолжала падать, Лоу попытался поддержать ее, предложив 9 000 ливров (в бумажных деньгах) за акцию; но последовавшее за этим увеличение количества банкнот снизило их стоимость и повысило цены на товары. К маю 1720 года цены выросли на сто процентов, а зарплата - на семьдесят пять процентов по сравнению с 1716 годом; к июлю пара шелковых чулок стоила сорок ливров. Началась инфляционная паника; люди бросились обменивать бумажную валюту и биржевые сертификаты на товары; так, герцог де Ла Форс запасался свечами, а маршал д'Эстре - кофе и шоколадом. Чтобы остановить это бегство от денег к товарам, Лоу объявил (21 мая) о пятидесятипроцентном снижении официальной стоимости банкнот и акций компании . Это была серьезная ошибка - возможно, из-за давления со стороны испуганного регента, который сам ощущал на себе давление дворянских и клерикальных врагов Лоу.28 Филипп попытался смягчить кризис, вернув банку все акции своей компании.29