— Некоторые люди, подобные тебе, предпочитают не расставаться со своими атрибутами даже во сне.
— Спать в обнимку с топором не слишком уютно, — сказала я.
— Можно держать его рядом с кроватью.
— А с чем спишь ты?
— С пистолетом под подушкой, — сказал он. — Но эта привычка у меня еще с колледжа.
— Так это твой атрибут?
— Если не вдаваться в подробности, то что-то вроде того.
Удобно.
Наверное, мне тоже стоило выбрать себе атрибут, который можно носить под одеждой, а не возить с собой в багажнике пикапа. Если бы я тогда знала, что эта штука со мной на всю жизнь, то постаралась бы заполучить что-то более компактное.
Мы вошли в святилище — не то, чтобы мне этого очень хотелось — и да, конечно же, чертова статуя оказалась на месте. И с прошлого раза, когда я ее видела, она ничуть не изменилась.
— Ого, — сказал Борден. — Я смотрю, ты не преувеличивала, когда говорила о культе имени себя.
— Вообще ни разу.
— Впечатляющая скульптура. И даже черты лица на месте, что обычно для такого рода скульптур явление не самое частое. И, конечно же, я узнаю топор. Но где у тебя все остальное?
— Если ты о крыльях, то я грешу на недостаток кальция.
— Кстати, я узнаю биту.
— Так это бита? Я думала, что это дубинка, — в контексте воинственной фигуры орудие убийства казалось мне более уместным, чем спортивный инвентарь.
— Это бита, — заверил Борден.
— Но я никогда не играла в бейсбол.
— Человек, который ассоциируется у меня с этой штукой в первую очередь, тоже, — сказал Борден.
— Мой отец, да?
— Да.
— Я мало знаю о той его стороне, — призналась я. — Бита — это его атрибут?
— Полагаю, что главный, — сказал Борден. — Тем более мне удивительно видеть его в твоей руке.
— Это не моя рука.
— Ну, в руке твоей статуи, — сказал он. — Честно говоря, я не могу нарисовать в своей голове сценарий, в котором он мог бы расстаться с этой штукой. Разве что он решит подарить ее своему единственному ребенку…
— Спасибо, но он уже подарил мне топор.
— Похоже на него.
— Может быть, это вообще другая бита, — сказала я. — Может быть, она не имеет никакого отношения к моему отцу. Может быть, это вольная интерпретация неизвестного скульптора.
— Так ты не знаешь, кто это изваял?
— Нет.
— А я бы на твоем месте обязательно поинтересовался, — сказал он. — Особенно если ты хочешь побольше узнать о себе. Ведь что-то же его вдохновляло.
— Мне как-то случая не представилось, — призналась я. После того, как я увидела эту статую, моя привычная жизнь полетела под откос. И самое обидное, что это падение до сих пор не остановилось.
Борден обошел статую по кругу, но, к его чести, он не стал заострять взгляд на ее анатомических подробностях.
— Если я что-то понимаю в такого рода святилищах, где-то тут должна быть секретная комната, — заявил он.
— И ты думаешь, что они оставили там на столе какие-нибудь улики?
— Чем черт не шутит. А, вот она.
Он дернул за рычаг, скрывающийся за левой пяткой статуи, и позади скульптуры отворилась потайная дверца. В комнате было темно, но оказалось, что у Бордена есть с собой фонарик.
— Прямо настоящий бойскаут, — сказала я.
— Последний бойскаут, — сказал он.
— Нашел что-нибудь?
— Нет. Такое впечатление, что тут все специально почистили.
К сожалению, это впечатление посетило и меня при осмотре самого особняка. Мебель накрыта защитными чехлами от пыли, ящики шкафов пусты, под кроватями даже фантика от конфет не завалялось. Не похоже, что секта покидала особняк в спешке прямо перед нашим появлением. Они убрались отсюда достаточно давно, скорее всего, еще до моего возвращения в Город.
Еще одна ниточка, которая никуда не ведет.
— Секта — это не иголка в стоге сена, найти ее должно быть куда проще, — сказал Борден. — К сожалению, по вполне очевидным причинам у меня нет связей в этом мире, но у тебя-то они есть. Дерни за нужные ниточки, раздобудь мне адрес, а я приеду туда и немного постреляю.
— Меня пару лет не было в Городе.
— Не может быть, чтобы вообще ничего не осталось, — сказал он.
Что ж, ответ был очевиден и лежал на поверхности.
«Континенталь» был на осадном положении. Окна трех нижних этажей закрыты бронещитами, стены выщерблены пулями (что, на мой взгляд, только придавало отелю дополнительного шарма), мостовую уже отмыли от крови, а полиция увезла трупы и сняла оцепление с прилегающих улиц. О ночной переделке напоминали только остовы сгоревших машин, но, судя по следам на асфальте, над этой проблемой тоже работали — несколько штук уже явно увезли на свалку.