Они ощущают настроение своего всадника, и преданы ему до смерти. Хуаруил в пустынных песках чувствует себя, как русалка в море. Ноги его не утопают и не застревают, он, словно летит над золотым океаном стремительно, не нуждаясь в воде или пище.
Прячась от палящего знойного солнца под плащом и изнывая от жары, Тиарет без остановок скакала по пустыне, пока не начало смеркаться. И не приближающийся вечер заставил эльфийку замереть на месте, а взор её увидел караван, идущий по протоптанным дорогам в Хершид. Попадаться им на глаза было слишком рискованно, особенно когда волшебный артефакт везешь с собой, ведь каждому валинорцу известно, что фиаллэ в рабство берут всякого, кто однажды попадется на их пути в песках.
Решение сменить курс приходит сразу же, теперь Тиарет берет круто на запад, чтобы свернуть южнее у гор, отделяющих бескрайний лес от Валинора. Прибавит ей это полдня пути, но все лучше, чем остаться навечно забытой рабыней.
В пути на запад пустыни, утомленная аин решает перевесить волшебный рог с седла на себя, под плащ. Рог этот сделан из кости морского дракона, и сохранился идеально по этот день. Зов рога проносится сквозь время и миры, и призывает он лишь тех, кто истинно владеет им.
Тиарет вспоминает рассказы своей няни о волшебном роге, и почему его не смог бы использовать тисрок Калормена, даже если бы получил. Его нельзя завоевать, лишь в том вещица признает хозяина, кто не жаждет даров и власти. Так же как и глубинный дракон из древних сказаний, любящий покой и умиротворение. Признал этот рог хозяина в королеве Сьюзен, и пока она жива, будет звать ее и остальных правителей Золотого века Нарнии.
Ночью в пустыне заметно холодает, и даже хуаруилу становится трудно идти от поднявшегося ветра. Тиарет пытается разглядеть среди летающего песка что-нибудь похожее на укрытие, но слезы застилают глаза от попадающего в них песка. Натянув капюшон как можно сильнее на лицо, эльфийка попыталась закрыть глаза коню, чтобы защитить от песка, но недовольное ржание заставило вернуться в седло.
— Ruellon, elen sila lumenn’, — наклонившись к уху жеребца, приговаривает Тиарет. — Hantanyel.**
Словно завороженный, жеребец вслушивается в речи Тиарет и покорно идёт сквозь песчаную бурю. Его сердце успокаивается, как успокаивается младенец от звука материнского голоса.
— Amin sinta thaliolle e dagor, *** — продолжает говорить всадница на эльфийском, но рот наполняется песком, стоит ей хоть раз открыть его, и договорить не получается, пока они не минуют бурю.
Среди ночной тьмы, тускло освещенной звездами, в паре-тройке километров взору Тиарет предстает оазис. Высокие деревья с зелеными верхушками и голыми стволами. Звук воды, журчащей, слышен аж с того места, горло впервые сковывает дикая жажда, а бутыль с водой давно пуста. Блаженный звук так манит, что эльфийка не в силах противиться этому зову.
— En! — восклицает аин, — Rima, Ruellon, rima! ****- пришпоривает девушка коня, заставляя бросить оставшиеся силы на бег.
Сколько бы ни бежал хуаруил, но не мог он достигнуть цели, а звук журчащей воды становился все оглушительнее. Как бы ни прибавлял ходу, казалось, что деревья убегают ещё быстрее, до тех самых пор, пока не растворились в воздухе вовсе.
Комментарий к К1.Г3. Сквозь пески
*хуаруил - благородный конь.
** Ruellon, elen sila lumenn’. Hantanyel.- (эльф.) Нефритовый вождь (далее имя коня), звезда осветила час нашей встречи. Спасибо.
***Amin sinta thaliolle e dagor - (эльф.) Я знаю, ты силен в бою.
****En!Rima, Ruellon, rima! - (эльф.) Смотри! Беги, Руэллон, беги!
Как я и говорила, периодически будет всплывать эльфийский язык, но помимо него будут языки еще других народов, чтобы показать все многообразие данного мира.
Harry Gregson-Williams - The Sand Glass Chamber
========== К1.Г4. Семейная встреча ==========
— Эдмунд, помоги повесить гирлянду!
Люси стояла на тумбе, но даже при таком раскладе ей приходилось подниматься на носочки и, со страхом упасть на пол вместе с елью, тянуться на самый верх.
Младшие из Певенси заблаговременно начали готовиться к Рождеству. Люси предстояло еще проучиться в школе полтора года, а так как на Рождество всем ученикам дают неделю каникул, она была свободна. Эдмунд же, окончив старшие классы, решил, что посвятит годик другой на поиски себя. Его мало привлекала работа, которую предлагал отец, а участь Питера и вовсе пугала. Сидеть целыми днями в университете, чтобы по приходу домой ночами что-то читать и учить.
— Ой! — Люси неосторожно цепляет локтем игрушку, и та с дребезгом разбивается о пол. — Ну вот! — с досадой подытоживает школьница, смотря на осколки прекрасной игрушки, которую они вешали из года в год на каждое Рождество, сколько себя помнит Люси.
— Она была старая, — сгребая кусочки стекла веником, говорит Эд.
— Да, наверное.
Проходят часы, прежде чем дверь их старого дома отворяется, и на пороге появляются покрытые снегом родители, а с ними Питер и Сьюзен. С тех самых пор, как Люси и Эдмунд гостили у своего кузена Юстеса, а Пит и Сью перебрались в Америку, прошло очень много лет, и это Рождество было первым, которое они собрались отметить всей семьей.
После долгих и жарких приветствий миссис Певенси вместе с дочерьми принялась готовить праздничный ужин, а мистер Певенси, по обыкновению, раскурил свою любимую кубинскую сигару и включил радио. Питер, охваченный воспоминаниями, от которых уехал в новый свет, поднялся в их старую с Эдмундом комнату.
— Мы почти ничего не меняли, — возникший ниоткуда в дверях Эд подал голос. — Но это не значит, что ты можешь запирать меня в шкафу.
Питер посмеялся ностальгически, присев на свою старую кровать.
— А ты не будешь больше пугать Люси, договорились? — улыбается старший брат, вспоминая, как весело они проводили время в детстве. — Что это? — Заметив торчащий клочок бумаги между стеной и шкафом, Питер с интересом выуживает находку.
Развернув лист, сложенный вчетверо, Питер с удивлением смотрит на брата, а затем на рисунок. Словно из далекого сказочного сна в реальность сошла карта волшебной страны. Он, казалось, мог с закрытыми глазами обвести все границы и реки, отметить леса и поляны. На рисунке же все это было начерчено, а так же схематично изображены были и соседние государства. В левом нижнем углу красовался желтый лев.
Эдмунд с таким же удивлением смотрит на карту, пытаясь припомнить, как и когда она могла попасть в их комнату.
— Может Люси нарисовала, когда была маленькой? — пожимает плечами Эд, не придавая находке сакрального смысла.
— Это уже не важно, — Питер откладывает рисунок на прикроватную тумбу и откидывается на подушку, сложив руки за головой. — Знаешь, мы со Сьюзен не говорим о Нарнии. Мне кажется, она и не помнит её. — Старший Певенси тяжко вздыхает. — Я и сам-то смутно помню.
Эдмунд падает на свою кровать, подобно старшему брату, и вглядывается в потолок. Разговоры о Нарнии внезапно стали наполнены не надеждой и волшебством, а неимоверной болью. И хоть для них с Люси все было иначе, они тоже оказались за чертой, когда вернуться в волшебный мир они не могут. И от этого знания становится тяжело дышать.
— Мы с Люси тоже больше не вспоминаем, — поддерживает разговор Эд. — Аслан сказал, нужно жить своей жизнью. Но только не сказал как.
— А что если это не наша жизнь? — Риторический вопрос повисает в воздухе, когда перед глазами парней начинают плясать воспоминания.
Ближе к полуночи вся семья Певенси усаживается за праздничный стол. Сьюзен, как примерная дочь и хозяйка, помогает составлять последние блюда, прежде чем прозвучит первый тост. Ужин пролетает незаметно и весело, после чего все семейство приступило к обмену подарками. Они уже слишком большие, чтобы верить в Санту, так считали родители, а каждый из детей думал про себя, что Санта живет в Нарнии, потому и подарков им не видать в этом мире.