- В смысле, 'ещё'? Не пойму, к чему вы клоните…?
К разговору капитана и морпеха прислушивались уже все, притихнув.
Чертов на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями. Скинув капюшон, провёл рукой по голове, словно с непокрытой головой лучше думалось.
Начал он плавно, подбирая слова, сам ещё не уверенный в своих выводах:
- Честно говоря, я всё ещё надеялся…, но полное отсутствие следов человека на Земле Александры вызвало у меня определённое ощущение. Как будто мы плыли, плыли и…, приплыли.
- В другую Арктику?
- Время. Тут ключевое слово 'время'. Арктика та же - время другое.
Как будто время замерло, отыграло назад в позапрошлый век - самый конец или прошлый - в начало. Потому что - морзянка в эфире и тот пароход, дымящий на угле не иначе.
Я рассудил, что ближайший человеческий 'памятник' находится на Белле. До Капа-Флоры топлива на вертолёте точно бы не хватило.
Стоящий рядом Шабанов, непроизвольно кивнул подтверждая.
- И вот, - Чертов окинул взглядом стены зимовья, - я вижу, что после Смита и Джексона тут никто не бывал. Словно мы окунулись в прошлое.
И тогда становится понятным отсутствие спутников…, их время ещё просто не наступило.
- И вы так спокойно об этом говорите? - Только и пробормотал Волков.
Остальные молчали, чуть ли не открыв рты, тяжело переваривая полушариями серого вещества эту идею, версию или действительно - действительность.
Озвученное кэпом легло 'громом среди ясного неба'. И как в дополнение снаружи громыхнуло выстрелом, заставив всех излишне остро отреагировать - вздрогнули и скопом повалили на выход.
Доносится:
- Медведь!
'На улице' солнце совсем не щадит сетчатку и щурясь, озираются 'где?', 'кто?', 'куда?'.
- Медведь! - Снова слышится крик, на слух Волкова, совсем без паники. Оглянулся, влекомый звуками и общим движением. И увидел!
Первое, что бросилось в глаза - шерсть медведя была перемазана ярко-красным.
'Кровь'!
Самое удивительное, что, несмотря на кровавый вид, зверь не выглядел свирепым хищником. Лейтенант доверял своему интуитивному нутру, но и на этом уровне ощущения страха не приходило. К тому же более опытные полярники не выказывали никакой суеты - никто не дёргал остервенело затвор, не целился из ружья, хотя держали настороже.
Медведь стоял метрах в тридцати, подняв вытянутую морду, чёрной точкой носа вынюхивая новые запахи.
- Тюленя поди сож-жрал - сытый, - поясняет Чертов, таким голосом, словно сам наелся до отвала, - просто ему интересно - любопытная тварь!
- Совсем непуганый, - удивляется морпех. И как бы догадываясь, - выстрела-то не побоялся. А? Действительно людей не видел!
- Для белого медведя выстрел похож на звук трескающегося льда - он к нему привычен с детства. И вообще эта скотина ничего не боится, - спокойно просветил кэп и крикнул, - пальни ракетницей, стоишь, сиськи мнёшь!
Кому надо услышал - фыркнуло, разбрасывая искры и дым, прям под ноги животине. Срикошетило от снега, уходя полого в сторону…, дальше.
Ошалевшая зверюга, не ожидавшая такой подляны, взревела, крутанулась и дала дёру. Надо сказать с приличной скоростью.
Народ ржал, присвистывая и прикрикивая.
- Столько мяса убежало, - с улыбкой посетовал лейтенант, - он вообще как на вкус?
Капитан, подкинув в общее веселье своё 'кхе-кхе', отмахнулся:
- Вонючка он. Что жрёт, тем и воняет - ворванью да рыбой. Кровью его раньше спасались от цинги, а печень так и вовсе ядовитая.
Волков на это удивился и уж хотел разузнать побольше, как Чертов неожиданно решил ответить на его ранний вопрос:
- Спрашиваете, спокоен ли я? Не спокоен! Не покоен.
Только мне воспринять провал во времени куда как проще, нежели вам, например, чёрт меня подери. Потому что - Арктика!
Поверьте - я знаю! Мне пятьдесят три, а на севербх я, в полярке - по Арктике более двух десятков лет… Довелось походить по северной макушке планеты и пёхом и на плаву.
Лейтенант покосился на призадумавшегося собеседника, оценивая. Образ закоренелого полярника Воронову представлялся иначе - обветренный красномордый или выбеленный кряжистый бородач. А этот - даже никакой тебе шкиперской бородки, какие частенько отращивают капитаны, чтобы соответствовать образу. Чисто выбрит, лицо скорей слегка смугловатое. И нет этих характерных морщин, морщинок, обветренных и высушенных севером. Может из-за склонности к полноте? Зато густые чёрные брови…, короткая стрижка…, и только в тёмных волосах пробивается пятидесятилетний мужчина - сединой…, и взглядом - цепким, колючим, пожившим.
А капитан 'Ямала' продолжал бередить свои ассоциативные образы:
- Потому что Арктика сама по себе…, как экскурсия - путешествие в прошлое!
Здесь нет бактерий, поэтому не разлагается дерево. Лёд и мороз - прекраснейшие хранители.
И нередко можно найти что-нибудь такое-эдакое…, выстёгивающее нервы, вмерзшее во льды и снегб за ебеню сотню лет назад, но как будто вчера! Целёхонькое. Почти.
Ильич, упокой его, в мавзолее позавидует! Вот как!
И если помереть (а придётся), то сгинуть бы здесь - во льдах, поближе к полюсу.
И если твои бренные останки не найдёт оголодавший мишка или человеки, пролежишь не одну сотню лет. Хэх! Сохранишься, словно тело астронавта в вакууме космоса в скафандре…, среди астероидов или на пыльных лунных тропинках. Романтика!
И не надо скептически улыбаться, молодой человек!
Посмотрите на эту базальтовую громадину, торчащую посреди льда и снега. Это ж…, совершенно фантастический пейзаж, словно другая планета…, как холодный вечный космос, где время замерло между 'вчера' и 'сегодня', посреди 'давно' и 'ныне', сохраняя часы, минуты на десятки, а то и сотни лет.
Ветер сносил слова в сторону, востря уши некоторых членов экипажа. Увидев, что опять набрал аудиторию, кэп прервался:
- Но…, долой лирику. Что это у вас?
В руке лейтенант всё ещё сжимал обрывок плотной бумаги (на вид и ощупь), который подобрал в хижине, поддавшись общему порыву, что-нибудь отыскать.
- Да, вот…, нашёл.
- Обёртка от пеммикана. Практичная еда для полярника. В самом ходу в девятнадцатом веке и до первой половины двадцатого, - повертев руке желтоватый лоскут, Чертов встретился с понимающим взглядом с Шабанова, - что у тебя на борту?
- Из жратвы - НЗ. Ещё сухарики какие-то молодёжные - Осечкин трескает постоянно, оттого с запасом. И сухой спирт, как топливо.
- Тащи всё. Оставим здесь. И двигаем обратно. Всё что могли, мы уже увидели. По уму - сделать рейс на Нортбрук, но…, покумекать надо.
- А если там сейчас кто-то загибается?
- Кто? Я всё понимаю…, конечно, не конвенция открытого моря, но коль у нас есть возможность помочь, надо бы… Вопрос - кому? У нас нет точной сегодняшней даты. И даже охватывая весьма большой период - с 1897 по 1913 год…, сейчас припомню…
В 1899 году - итальянцы. Где их там искать за островом Рудольфа…? И сколько на это уйдёт времени?
В 1901 - экспедиция Болдуина. Та же хрень.
Лето девятисот первого - ледокол 'Ермак' во главе с Макаровым. Всё пройдёт благополучно.
С тысяча девятьсот третьего по пятый - зимовка Фиалы.
Несомненно, если мы сгоняем на Нортбрук и на мысе Флора отыщем российский флаг, установленный парнями с 'Ермака' - привязка ко времени сузится. Но есть ещё один фактор, который я пока и не обдумал толком!
- Судя по фамилиям - все эти экспедиции, кроме 'Ермака', будут иностранными? - Влез внимательно слушавший лейтенант и, получив утвердительный кивок, решительно заявил, - в таком случае считаю, что нам не следует показывать свою технику и возможности представителям иностранных государств.