Прислушался Нелюб, да и смекнул, что драгоценностей, которые на далёком острове покоятся, хватит, чтобы безбедно жить-поживать много лет. Снарядился он тогда в долгий путь. Шёл змеелов много лун, питался дикими травами да зверем лесным, пока не дошёл до берега синего моря. Вдруг видит — а на водной глади дорожка мерцает, тонкая, как волосок. Ступил тогда на неё Нелюб, и правда — удержала его воды морские, не дали пойти на дно! Вспомнил он наказ змеев, чтобы не медлил он, да и быстро не ступал, а ноги уж жжёт тропа тонкая, всё глубже в лапти врезается!
Долгой тропа через море-океан оказалась. Волны гневались, набрасываясь на Нелюба, точно чёрные люты. Алая тягучая кровь падала в воду, но старец продолжал идти, пока не оказался на большом острове. Там его встретили три зверя — рысь лесная, ком могучий да серый волк.
— Чей будешь, старче? — спросила рысь.
Рассказал ей Нелюб, что искал он остров, змеей указанный, богатствами полный. Удивились звери, и поведали о том, что остров этот гиблый, и что сотворил его небесный дракон, змию подобный. И что стоило неосторожному страннику пройти по тонкой морской дороге, как она исчезнет, словно её и не было, а путь назад не каждое судно выдержит…
Сосна оказалась очень большой, чтобы дотянуться до дупла, понадобилось карабкаться по стволу, сдирая кожу с рук. Всеволод, как более лёгкий, стоял на плечах Михаила и старался вытащить из дупла череп медведя. Острые зубы вонзались в кожу, на клыках уже виднелась размазанная кровь, отчего чудилось, что дух бера продолжает и после гибели охотиться.
Череп вытаскивался очень медленно и неохотно, сосна словно бы не хотела отдавать страшный клад, ставший за много лет с ней одним целым.
Слышался треск коры, вот из дупла уже показалась наружу морда, но внезапно Всеволод почувствовал, что падает. Вины Михаила, обещавшего поддерживать друга, в этом не было — мужчина сам упал в грязь, потеряв равновесие.
Сильный подземный толчок заставил насторожиться. Да, в Бурунных топях водились громадные змеи, но они ползали по тоннелям, плавно и осторожно, не вызывая никаких толчков. А тут словно бы кто-то крупный и неуклюжий с силой стремился вырваться из-под земли.
Если судить по силе, с какой трясло землю, этот кто-то сильно превосходил в размерах всех виденных здесь полозов!
С ужасом в глазах Михаил наблюдал, как дерево, явно прожившее больше сотни лет, вылезает из бурлящей грязи. Мощные корни, напоминавшие шеи драконов, вздымались всё выше, и то, что открывалось взору, пугало больше, чем любая ядовитая змея.
В нос ударил запах звериной шкуры, смрад гнилого мяса и перегноя. Сосновые корни обвивали тушу настолько большого медведя, что тот мог бы дать фору слону. Тело зверя покрывали раны и язвы, однако вместо крови из них изливался тусклый синеватый свет. Точно такой же исходил из левой глазницы — в правой ещё сохранился заплывший гноем глаз, хотя в условиях болота это казалось невозможным. Покрытые грязевой коркой изогнутые когти запросто могли бы пропороть даже металл, если бы он каким-то образом сюда попал.
А уж с какой лёгкостью восставшее из мира нави чудовище разорвало бы вторгнувшихся в его владения людей, и думать не хотелось.
Отряхнувшись, зверь медленным шагом двинулся на Всеволода, судорожно сжимавшего в руках страшную находку.
— Го…го…говорил же, нельзя упоминать бера, он услышит и придёт, даже из мира нави! Помогите!
Крестоплавский не понимал, что делает. Нашарив в грязи упавшую с сосны шишку, он запустил ею в голову чудовища. Раздался глухой стук — импровизированный «снаряд» попал точно в цель. Массивная голова медленно, словно в замедленной съёмке, повернулась. Казалось, бер-исполин разглядывал Михаила с интересом — кто этот лилипут, который посмел кинуть в него шишку? Разорвать!
Подземное змеиное царство содрогалось под лапами могучего медведя. Изображавшая опоясывающего гору Уробороса мозаика сыпалась с потолка, словно колкий дождь. Змок поднял голову и злобно прошипел подданным, чтобы они посмотрели, в чём дело.
А посмотреть было на что — одним ударом медведь с сосной на спине поднял грязевую волну с камешками, мелкими ящерками, тиной и змеиными костями. Она сбила с ног Михаила, и тот с ужасом осознал, что начинает тонуть. Теперь он уже жаждал того, чтобы змеи приползли и вытащили его.
Всеволод почувствовал, как тело само собой начинает обороняться — вот, он только увидел, как в бою от сосны отламывается толстый сук, а вот — уже хватает его и бежит наперерез восставшему из мёртвых медведю. С хрустом и бульканьем находка входит ему в бок.
Бер взревел, не столько от боли, сколько от ярости. Поднявшись на задние лапы, он крутанулся вокруг своей оси, заставив рыжего разжать руки и отлететь в сторону.