Внезапно, огонёк, к которому проявляли столько интереса, быстро подался вперёд и коснулся пальцев Крестоплавского. Тот едва успел отдёрнуть ладонь — по всей руке вплоть до локтя прокатилась такая боль, словно её сперва обдали кипятком, а затем хорошенько ударили током.
Пострадавший непроизвольно вскрикнул. Испугавшийся конь галопом помчался вперёд — скакать в невесомости, на удивление, получалось значительно медленнее, чем по земле. Это всё равно, что пытаться быстро передвигаться внутри холодца.
По ту сторону туловища, Всеволод искал среди поднимавшихся всё выше языков пламени пропавшего напарника. Всё сильнее в голове укоренялось осознание того, что чёрное пятно, взбиравшееся по лапище Лесного Юда — это Михаил на коне.
Но куда он делся потом?
Рыжий ещё не видел магических свойств чёрного скакуна, поэтому предположил самое страшное — что чудовище проглотило Михаила вместе с конём.
Оставалось последнее, что мог сделать Всеволод в память о павшем товарище — сразить древесного исполина, заставить его исторгнуть останки храброго воина и захоронить с почестями на самой большой площади Зазнобограда.
Совсем рядом на землю опустилась ножища Лесного Юда, отчего по лесу прокатилась дрожь. Всеволод заметил, что замороженная древесина рассыпалась, обнажив тёмный провал. Внутри мерцало что-то зелёное.
Пришпорив коня, парень поскакал навстречу разверстой дыре. Внутри круто наверх уходила широкая и толстая коряга, в стороне от которой плавали в воздухе манящие зелёные огоньки.
Белый конь ворвался внутрь. Под его копытами коряга трещала и надламывалась, покрываясь тонкой коркой льда.
Извилистый путь вёл куда-то наверх. Всеволод скакал, пока не увидел сплетённый из корней, веток и хвоинок ствол, по-видимому, заменявший чудовищу позвоночник. Внутри него мерцала глыба, испещрённая письменами и знаками. Издалека сложно было понять, что именно изображалось на глыбе, но что-то в знаках чувствовалось знакомое. Где-то совсем недавно Всеволоду уже встречалось что-то похожее.
Внезапно рыжий услышал знакомый голос:
— Воло?! Ты тоже тут? Как ты сюда попал?
Всеволод обернулся, подняв голову, и увидел Михаила, державшегося одной рукой за конскую узду, а другую прижимая к себе. Ладонь свободной руки была явно повреждена.
— Мой конь пробил дыру в ноге Юда! Что это такое? Мы в чреве чудища?
— Не знаю, скорее всего! Что бы ни случилось, не касайся огней! Они жгутся!
— А, это светлячков этих?
— Это не светлячки, это… как бы объяснить, это такие духи, они защищают тело от инородного вторжения! — крикнул Михаил. Он не знал, как объяснить местному жителю, что такое иммунная система. Более того, учёный не понимал, каким образом существо явно не биологического происхождения могло иметь такую систему, и как она вообще распознавала, что подлежало уничтожению, а что — нет. Несколько огоньков, к слову, уже начали медленно дрейфовать по направлению к вторженцам.
— Они сюда летят, уносим ноги! — крикнул Михаил. Его конь сорвался на галоп, несмотря на всю тяжесть, с которой давались драгоценные метры. У Всеволода же проблема состояла в другом — он скакал немного быстрее, но везде за ним оставался ледяной след, поэтому стоило немного задержаться на одном месте, как коряги раскалывались и рассыпались. К тому же, парень не понимал, почему у его коня не получается летать и скакать по воздуху, как у чёрного скакуна.
Словно чувствуя более опасную добычу, разрушающую растительное тело изнутри, огоньки слетались на Всеволода, как пчёлы на цветок. Сперва вокруг летал десяток таких, но постепенно наездника на белом коне стало почти не видно за облаком из зелёного мерцания. Помня, насколько болезненным оказалось прикосновение огоньков, Крестоплавский почувствовал, как по телу бежит озноб.
Однако, хоть белый конь и не умел летать, у него в запасе оказалось куда более полезное умение.
Когда огоньки уже почти коснулись шевелюры Всеволода, белый конь всхрапнул и выдохнул облако белого ледяного тумана. Сперва казалось, что оно только мешалось, поскольку рассмотреть что-либо в промозглом белом мареве можно было с большим трудом. К тому же оказаться в нём было всё равно, что выйти зимой на улицу в одной майке и трусах.
Но, присмотревшись, Михаил заметил, что огоньки, попавшие в мороз, тускнеют, а затем и вообще гаснут. Оставшиеся принялись разлетаться в разные стороны.