Сказал так скелет, да и замер.
Поблагодарил его Нелюб, взял возле печи меч-кладенец, снял со стены топор, да и пошёл прочь, навстречу люту свирепому. Долго ли шёл, коротко, но вот уже впереди лес густой раскинулся. Вышел из него чёрный зверь мохнатый, с глазами, что угли жаркие, клыками, что ножи разбойничьи, когтями, что крючья мясные.
Не испугался старец-змеелов люта свирепого, поклонился ему в уважение, да промолвил:
— Прибыл я к тебе с просьбой, зверь лесной. Отвези меня к скале морской, вырублю я защитников для острова!
Подставил лют спину Нелюбу, взобрался змеелов на неё, да и побежал к скале. Едва солнце стало к закату клониться, добрался старец до места искомого. Перед ним высилась громада каменная. Схватил Нелюб топор, да как пошёл махать! Полетели в разные стороны осколки каменные, а из скалы морской проступили лапы когтистые. Вырубил тогда гость иноземный хвост широкий, шипами усаженный, колени могучие, а дальше не достаёт! Закручинился тогда старец-змеелов, понял он, что исполнит скелет наказ страшный, и не сносить ему головы! Завыл лют свирепый горше горького, да прилетел на вой сапсан быстрокрылый. Покружил вокруг скалы, обогнул её так да эдак, и спросил:
— Почём кручинишься старец иноземный? Почём воешь, лют свирепый?
Отвечал тогда сапсану змеелов:
— Оттого и кручинюсь, что не вырубить мне ящера в полворона вершков, а знать, сожрёт меня скелет из терема!
Пожалела птица старика — и принялась клевать камень, а тот раскалывался, разлетался, пока из скалы не явились чресла да брюхо ящера. Устал клюв птичий камень клевать, да и сказал сапсан:
— Утомился я камень клевать, тяжкое это дело! Видно, и меня изловят да в суп пустят!
Решил тогда Нелюб залезть на скалу и рубить её сверху вниз. Ухватился за уступ, подтянулся, видит — получается! Почти уж долез старец до самого верха, превозмогая боль телесную. Добрался до скалы бугристой и выдолбил голову безобразную, клыкастую, с шипами острыми да гребнем красным.
Содрогнулась земля, ожил ящер, из скалы вырубленный. Сделал он шаг, за ним ещё один, да и оказался в море-океане. Вспомнил тут Нелюб, что надо спешить вырубать из камня рыбу-кита. Увидал он, что прямо возле берега из воды торчит округлый кусок скалы. Спустился тогда старец-змеелов, начал вырубать рыбу из камня. Как закончил вырубать плавники и хвост, так почувствовал Нелюб усталость. Собрал он тогда последние силы в кулак и нанёс последний удар. Камень ушёл в тёмную воду.
Океан играл камнем долго, обточил его. Плавники стали шире, хвост — причудливее. Унёсшийся с берега на волчьей спине старец уже не видел, как в один день из океана вынырнула рыба-кит. Встретила она ящера, что из скалы вышел, да завязалась у них сеча долгая.
Увидал сечу змей небесный, снизошёл до ящера да рыбы-кита, поднял бурю великую, да и промолвил:
— Кто посмел покой мой нарушить? Ваш шум да рёв слышен до самого небосвода!
А ему и отвечают ящер с китом-рыбою:
— Вырубил нас из скалы старец иноземный, да и наказал стеречь остров от тебя! Лети в небо и живи там в мире и покое среди камней летающих, а ежели спуститься надумаешь, так мы прознаем, явимся и не сносить тебе головы!
Исторг из себя тогда ящер огонь жаркий, подняла рыба-кит волну высокую. Испугался змей летучий, взвился ввысь, да только его и видели!
А старец Нелюб тем временем уж добрался до терема. Вошёл он, поклонился хозяину костяному, да и промолвил:
— Исполнил я просьбу твою! Возвращаю топор, да меч кладенец!
— А раз так, — поднялся с печи скелет, — Так ты силу творения познал! Знать и мне можешь быть в тягость, ибо неспособен я творить более, а ты скалу изрубил, от змея остров освободил! Думал я, пожрёт тебя гад летучий! А раз уцелел ты — так принимай бой со мной!
И начал скелет плотью кровавой обрастать. Точно змеи лесные, оплели его вены, сверху наросла шкура, твёрдая, как булат.