— Понятно. В общем, смотри, меня учили, что надо искать олений помёт и следы. И смотри на деревья, о них обычно рога чешут и территорию помечают! — пояснил Михаил, на ходу вспоминая дедовы уроки поведения в лесу.
А тем временем, тропинка, которую часто приходилось ногами расчищать от опавших листьев, завела в какие-то совсем непроходимые дебри. Дикий шипастый барбарис вонзал иглы в одежду и кожу, стоило лишь зазеваться. Под одной кучей листьев оказалась обширная лужа, хоть неё рассмотреть казалось почти невозможным, и стало это понятно только тогда, когда Всеволод имел неосторожность наступить на кучу, и та утопла.
Сырой туман, такого же багряного цвета, от которого уже к горлу подкатывала тошнота, затруднял обзор, и не удивительно, что Всеволод и Михаил в конце концов пошли по разным дорогам, уводившим их всё дальше и дальше друг от друга. Когда насквозь пропитанная холодной водой земля под ногой неудачно наступившего Всеволода поехала куда-то вниз, друзья поняли, что даже просто не потеряться в этой чащобе — уже испытание не из лёгких. Найти оленя и добыть его рога — и подавно!
— Помогите! Воло, ты куда пропал?! — звал Михаил, но ответа не было.
Под ноги лезли корни и ухабы, заваленные пружинящим слоем поздних осенних листьев, уже начавших превращаться в гниющие трубочки. Несколько раз Крестоплавский уже успел упасть на тонкие острые ветки, отчего всё, от кончиков пальцев до плеч нестерпимо ныло и болело.
Приказ изловить магического оленя грозил обернуться настоящей катастрофой. Сколько бы мужчина ни пытался представить себе доброго волшебного оленя, словно вышедшего из мира советской песни, какую он слышал в детстве, у него это получалось слабо. Кривда-Птица, Лесное Юдо и восставший из мира мёртвых болотный медведь научили относиться ко всему с подозрением и осторожностью.
Крутой пригорок отправил Михаила головой вниз прямиком в обширную ледяную лужу. Клёклая трава на дне пристала к лицу, придав ему сходство с каким-нибудь болотным чудищем. Подняв голову и по-пластунски вылезая из лужи, он увидел, как на него надвигается, неторопливо перебирая ногами, такое существо, какое с лёгкостью затмит собой и дикого зверя, и разбойника, и всё, что обычно ассоциируют с опасностями леса. Заметив краем глаза валявшийся под боком камень, Крестоплавский схватил его и, размахнувшись, метнул в сторону надвигавшейся угрозы.
Под тихий свист камень отлетел куда-то в сторону, даже не поразив желаемую цель. Тонкая коричневая нога, оканчивавшаяся острым копытом, с хрустом вошла в лесную подстилку. Существо не торопилось — оно чувствовало волны страха, исходившие от потенциальной жертвы. В воздухе витал страшный смрад гнили, звериной шерсти, болота и размякшей древесины.
Собравшись с силами, Михаил смог подняться на ноги. Боль в правой ноге явно намекала на вывих.
Хромая, стиснув зубы, чтобы не стонать, охотник за оленем начал спуск в крутую лощину. Он уже понимал, что сил на то, чтобы выбраться из леса, ему вряд ли хватит.
Смрад крепчал. Передние ноги преследователя уже коснулись начала спуска. Громкий трубный рёв, раскатившийся по лесу, спугнул стаю птиц.
Войдя в лес несколько часов назад, ни Михаил, ни Всеволод сперва не замечали ничего необычного. Судя по рассказу, таинственный обитатель явно больше напоминал животное, чем ожившую деревяшку. Многие охотники Зазнобограда пытались заполучить себе его рога в качестве трофея, которому не будет равных ни в одной коллекции на Руси.
Багряный туман ненадолго рассеялся, когда внимание Всеволода привлекло странное зелёное свечение между стволов. Сперва он решил, что уставшие глаза играют с ним злую шутку, заманивая всё глубже в лес, ставший ближе к ночи неприветливым, промозглым и страшным.
Но свечение не думало пропадать. Оно, напротив, будто бы двигалось по направлению к искателю таинственного существа, о котором рассказывали в городской ратуше.
«Неужели это тот самый олень? Но как добыть его рог?» — подумал Всеволод.
Очень скоро рыжий обнаружил, что был прав насчёт того, что источало сияние.
Оно исходило из глазниц самого жуткого существа, которое он видел вживую. Отдалённо напоминавшее выточенного из ствола начавшего гнить тёмного дерева оленя, оно было покрыто свалявшейся шерстью, покрывавшей бугрящиеся мускулы подрагивавшей от копошащихся в ней насекомых, раскидистыми рогами, в ширину достигавшими несколько аршинов, с устрашающими острыми концами и пастью с кривыми зубами. Оттуда изливалось такое же зеленоватое сияние, превращавшееся в нестерпимо яркий огонь, стоило оленю открыть пасть.