Конечно, здесь не грозила темница, но и в Зазнобограде были свои положительные стороны — всё же умереть с голоду или от холода в большом городе куда сложнее, чем буквально посреди нигде, на ветрах, камнях и в окружении больно кусавших муравьёв. Всеволод узнал о наличии последних совершенно случайно — неудачно сев на песчано-травяной холмик, казавшийся ему куда удобнее камней.
— О, я вижу блажь! Эй, наваждение, ты собираешься исчезать, али всамделишный, и не растаешь в воздухе, ежели палкой ткнуть?
Всеволод подскочил от неожиданности.
К нему обращался сгорбленный человек в одежде из драных звериных шкур. В некоторых местах виднелся оплавленный металл, и у Всеволода ушло довольно много времени, чтобы понять, для чего именно нужен был этот металл — то ли, в качестве застёжек, то ли в качестве украшения, которое хозяин налепил просто так, по желанию помутившегося от одиночества рассудка.
— Живой я, всамделишный! Я проплывал мимо на корабле, на нас напало морское нечто… не знаю, как его описать, оно разбило наш корабль в щепки, а нас выбросило сюда!
Только потом парень понял, что говорить во множественном числе, когда собеседник не видит, кто эти «мы» — не очень хорошая идея.
— Кто это — «мы»? У вас есть корабль?
— Он…был, теперь остались одни обломки! Извините, а вы кто? Местный житель?
— Строжичем меня звать! Был я когда-то знахарем по молодости, обо мне все в моей деревне знали, да и в стольном граде, будь он неладен, тоже! Жил себе, как сыр в масле катался, пока не встретил одного супостата! Он усомнился, что я — знахарь, каких белый свет не видывал! Тогда предложил он мне излечить дитя малое от тяжкой хвори. Собрался я с силами, собрал травы дикие, вспомнил все наказы знахарей старины и пошёл врачевать. Смотрю — лежит девица малая, от силы годков три, вся красная, жаром пышет и ревёт, аки разгневанный сох. Взял я тогда отвар целебный, да и напоил — тут же хворь как рукой сняло!
— Но если вы помогли, то за что же вас тогда изгнали? — не понял Всеволод.
— За то, что через несколько дней кожа у хворой стала, словно змеева чешуя, твёрдая, вся в буграх и шипах острых, тело совсем иссохлось, так, что кости стали видны, а сзади хвост вырос и крылья, как у ящера!
Собеседник не понимал, правду ли ему рассказывают, или же изгнанник совсем спутал правду и кривду, погрязнув в небылицах. Впервые Всеволоду хотелось, чтобы правдой оказался второй вариант.
Подавив в себе крепнущий страх, рыжий спросил:
— Вы, получается, хотели бы вернуться в город, откуда вас изгнали? Или может, уплыть куда-то ещё?
— Единственное, что мне нужно — это более-менее крепкое судно, чтобы убраться отсюда восвояси! Уплыву так далеко, чтобы никто не знал обо мне! Но сюда просто так никого не выносит, чую, непростой это остров, очень непростой!
— А как вы здесь выживаете? Давно уже тут?
Строжич призадумался. Он долго вспоминал, считал то в уме, то на пальцах дни и недели, потом тряс головой и начинал считать сначала, но наконец, произнёс:
— Лун так сорок, может, чуть больше. Здесь, когда холода приходят, хоть ложись и просись в мир нави, так тяжело! С моря ветер такой студёный, что никакой огонь надолго не спасёт, а как листопады начинаются, так меня сны мучают… О том, что случилось.
Михаилу тем временем не с кем было вести долгие разговоры — устав бродить возле берега, он углубился в дебри. Вокруг висела серебристая борода мха, источавшие мягкий желтоватый свет ягодки и грибы помогали не зацепиться ни за что во мраке, постепенно становившемся всё более непроглядным. К счастью, набрать веток и коры для костра здесь было проще пареной репы — учёный только и успевал, что нагибаться за очередной толстой веткой или старой, успевшей раскрыться, сосновой шишкой. Вскоре, его самого уже стало сложно разглядеть за горой топлива для будущего костра.
Когда Михаил вернулся из леса, Велимир и Благослава уже принесли немного вяленого мяса, два больших бобровых хвоста, полбочки ягод и моток верёвки — видно, для того, чтобы сделать самодельную удочку.
— О, сколько веток! — радостно воскликнул Велимир, — Будет из чего костёр сделать! Оставьте мне несколько шишек — они, если просмоленные, не тонут — сгодятся на поплавки!
— А Всеволод где? Его кто-нибудь видел? — поинтересовался Крестоплавский, опуская свою ношу на землю.