Сказал это идол и начал раскачиваться. Земля вокруг задрожала, затрещали выдавливаемые из неё древесные корни.
Идол поднимался всё выше. С могучей груди летели тёмные влажные комья. Испугался Нелюб, решил он, что сейчас встанет во весь рост истукан разгневанный и раздавит его, словно ягоду.
Но не стал истукан полностью высвобождаться из полона земли — лишь выпростал две могучие руки, и начал бить ими оземь, дабы извести пришлеца.
Отскочил Нелюб тогда назад — так, что исполинская длань лишь чудом его не задела.
— Значит, боя хочешь, идолище окаянное! — рассердился змеелов, — Что же, пускай по-твоему будет!
Вытащил старец меч, разбежался, и с силой ударил идола по руке. Вошёл меч в древесину легко, словно в масло. Из получившегося пореза потекла на землю смола тягучая, жаром пышущая.
— Как посмел ты на меня, хранителя рощи, поднять свой меч? — воскликнул идол, — За это я обреку тебя на вечные страдания, и всякий раз, как будешь ты входить под сень любого леса, каждый шаг тебе будет так же труден, как будто по огню ступаешь!
— Припозднился ты, истукан, уже на меня проклятье наложено, до тебя. Странствую я по острову, чтобы снять проклятие мертвеца из избы.
Распалился идол, вырвал из земли куст, обвалял его в грязи, пока тот не стал похож на пушечное ядро, а затем бросил во врага, но не попал — слишком ловок оказался вооружённый добротным мечом странник Нелюб.
Однако, победить деревянного великана просто с помощью меча оказалось делом непосильным — порезы только вгоняли его в ярость, но не причиняли достаточно сильной боли. Выпучил он глаза и начал из них струи губительного света выпускать — куда такой свет попадёт, там тут же трава в угли обратится. Схватил тогда исполин старца древесною дланью, да и вознамерился раздавить.
Из последних сил позвал Нелюб помощника верного. Почуял чёрный лют неладное, да и в лес бросился. Как достиг истукана могучего, так набросился на брюхо его вспученное, что из самой земли выходило, и начал грызть. Грыз-грыз, пока дыру не прогрыз. Вылетели из идола тогда огни жаркие, принялись шкуру зверя палить.
Отвлёкся истукан, глянул вниз, и тотчас же выскользнул старец у него из длани. Вытащив меч, вонзил он острие в десницу и почувствовал, как тяжесть его вниз сама собой тянет. Над головой хлопала другая длань, намереваясь прихлопнуть змеелова, словно надоедливый гнус, но сделать это оказалось трудом нелёгким.
Лют подставил спину падавшему Нелюбу. Поймав боевого товарища, он бросился в дыру, клыками прогрызенную. Преодолев душный смрад и труху топкую, зверь и наездник оказались во чреве ядовитом.
Вспомнил тогда старец, что сорвал с дерева, цепью раскалённою оплетённого ягоды зачарованные. Нащупал он их в кармане, вытащил пригоршню, раздавил в кашу горькую, и забросил в разверстую пропасть, что делила чрево надвое.
— Беги, лют мой верный, скоро ворог-истукан забудет нас!
Вскинул зверь чёрный главу, словно соглашаясь и бросился на свет, прочь из идольего нутра.
Помогли ягоды — затуманился разум идола, забыл он, с кем бился, накренился и уснул крепким сном, таким, что и пушкой не разбудишь.
Вернулся Нелюб верхом на люте из лесу, да зарёкся впредь нос туда показывать. Не хватило бы ему ягод волшебных, а росли ли где ещё такие деревья, старец не ведал.
— Вот это сеча была — чуть мы с тобой не сгинули! — воскликнул старец, — Давай же теперь думать, как нам быть с птицей, как оживить её? Как добраться до самого Лона острова?
— Чтобы невредимыми дорогу преодолеть, надо всегда посветлу идти — не то исчезнет Лоно, словно и не было его никогда — не любит оно темноты, и мы, люты лесные, знаем об этом, каждую ночь у нас обычай колдовской есть — надо громко, что есть мочи, выть на луну, ведь луна — она праматерь всей жизни на земле — она разгоняет губительный мрак, не давая ему пожрать всё живое, совратить, посеять тягу к разрушению в душах. Но она же может и погубить всё сущее — наша стая об этом прекрасно знала — повоешь на луну — позовёшь её — и она очухается, не станет уходить, поймёт, что нужна земле, нужна для жизни.
— А что там, на луне? Наши боги? — поинтересовался Нелюб.
— Один старый вожак поговаривал, что там, на белом песке, стоит град, он чёрен, словно вечная ночь, что царит в небе над Луной. Там живут люты лунные. К ним, словно к богам, взывают все люты земли.
— А что будет, если не выть? — словно заворожённый спросил наездник.
— Тогда лунные люты придут в ярость и заберут ночное светило в вечный мрак. Наше время пойдёт быстрее, потом ещё, и ещё. Все жители нашей земли забудут, как жили с прежним течением времени — потому что свет и мрак будут кружить по небу вихрем.