В эту ночь парень сидел на берегу моря и смотрел на небо. Звёзды над головой складывались в созвездия, но как они назывались, он не знал. Его просто интересовало за ними наблюдать.
Внезапно, взгляд зацепился за слабое малиновое свечение, разливавшееся по небосклону. Могло показаться, что это приближался рассвет, но вместо нежно-розового, небо захватывал насыщенный малиновый оттенок, на горизонте переходивший едва ли не в чёрный. Словно околдованный, не моргая, Всеволод следил за тем, как внушающий необъяснимую тревогу цвет пожирает созвездия, чтобы затем уступить место чему-то совсем выходящему за рамки понимания.
Вдалеке на небосводе показался месяц. Ничего необычного для ночного неба, если бы не отвратительный чёрный цвет светила. Скорость, с которой полумесяц мчался по небу, тоже заставляла насторожиться.
Чтобы удостовериться, что это ему не чудится, Всеволод со всей силы ударил самого себя по колену. Удар разлился по ноге теплом и тысячами иголок. Перед глазами мир немного расплылся, и Всеволод обнаружил, что небо постепенно снова потемнело, а странный и пугающий полумесяц растаял в воздухе, словно его и не было.
Тут же вспомнились слова зазнобоградского посадника Добромира про последний рассвет белокаменного города. На какие-то несколько минут его россказни перестали казаться вымыслом погрязшего в слухах и мифах сознания.
А может, это уже сам Всеволод сходит с ума?
Нащупав в кармане злополучный окатыш, Всеволод сжал его в кулаке и, замахнувшись посильнее, бросил в ночную мглу. Он и раньше, после первых случаев помутнения, пытался избавиться от находки, нарочно оставлял её в глухой чаще, один раз сунул в кротовую нору, даже по морю пытался пустить — без толку. Каждый раз, в самый неожиданный момент, проклятый камень возвращался, словно верный пёс, услыхавший зов хозяина. Попытки поломать его тоже не давали результатов — не ломался злополучный спутник рыжего.
Устав бороться с желанием поспать и головокружением — частым последствием приступов, парень поднялся и побрёл в сторону устроенного из парусины гамака.
Не только он в ту ночь плохо спал — Михаил с вечера забылся прерывистым сном, наполненным тревогой и кошмарами. Во сне он шёл по коридорам родной лаборатории, но привычные ряды белых дверей почему-то таяли на глазах, оставляя после себя просто стену без единого намёка на то, что там когда-то был проход в другое помещение. Чем дальше Михаил уходил от входа, тем страннее становилось всё, что его окружало — вместо привычного кабинета высился портал, тот самый, из-за поломки которого он оказался в Зазнобограде. Сейчас агрегат угрожающе гудел.
«Прямо, как пчелиный улей!» — подумалось Крестоплавскому.
И тут же прямо из пространства между двумя частями портала вылетела крупная пчела, с чьих лапок сыпались какие-то зёрна. Попав на землю, они стали прорастать гречихой — шумящее и качающееся море цветков, точь-в-точь, как у стен белокаменного города, вскоре отрезало Михаилу путь отступления от портала. Ноги словно бы сами несли его навстречу всему тому, что пришлось пережить в эпохе мифов и легенд.
Внезапно, из портала вылетел чёрный ураган и подхватил не ожидавшего такого развития событий учёного. Его мотало из стороны в сторону, пред глазами проносились образы с расплывающимися лицами, звучали обрывки фраз на непонятном языке. В ответ на них Крестоплавский колотил руками направо и налево, стремясь во что бы то ни стало выбраться из уносящего его в неведомые дали чёрного смерча. Не без труда, но это ему удалось — вихрь начал стихать, а Михаил почувствовал, что падает.