Гайдуки нападали на сборщиков налогов, на купеческие караваны в горах. Ночью они поджигали и грабили дома богатых крестьян и башни бегов, угоняли скот, брали заложников для выкупа, посылали письма с требованием денег, терроризируя целые области. Гайдуки не всегда ограничивались нападениями на турок, зачастую они нападали и на христиан. В XVII в. они подвергли страшному опустошению окрестности Дубровника (дубровчане были католиками, к тому же поддерживали оживленные торговые отношения с турками и поэтому могли рассматриваться православными гайдуками как «естественные враги»).
Соучастниками гайдуков становились не только сербы, но и мусульмане, среди которых были и правительственные чиновники, получавшие часть добычи. В некоторых народных песнях упомянуты мусульмане и даже черные арапы, побратимы знаменитых харамбашей (вождей гайдуков). Из архивных документов известно, что Груица Вукович, известный гайдуцкий харамбаша, вместе с турками из Требинья и Эрцег-Нови нападал на караваны дубровницких купцов и села на территории Дубров-ницкой республики. Погиб этот «честной атаман» от руки православных же гайдуков из Пераста, находившихся на венецианской службе и нанятых Дубровником 4.
Гайдуки должны были беспрекословно подчиняться своему атаману. Выработалась своеобразная гайдуцкая этика: гайдук должен был погибнуть, но не выдать товарищей и сообщников, укрывавших его зимой и помогавших ему сбывать награбленное. Если сообщники выдавали гайдука туркам, за погибшего мстил весь отряд. Жизнь гайдука была бурной и обычно краткой. Он любил рядиться в блестящую, вышитую золотом одежду из шелка, бархата и тонкого сукна и особенно ценил украшенное серебром, золотом и драгоценными камнями оружие.
Для того, чтобы устрашить гайдуков, турки прибегали к самым крутым мерам. Головы непокорных украшали стены турецких замков и городов. Турки изощрялись в жестоких пытках: сажали на кол, сдирали кожу, сжигали на медленном огне, подвешивали на железные крюки. Эта борьба и расправы продолжались в течение пяти веков и привели к страшной ненависти и ожесточению. Понятно, что многие сцены сербских юнацких песен шокировали веймарского министра Гёте, который как поэт глубоко почувствовал силу и выразительность ярких и безжалостных образов сербского эпоса.
Песни о гайдуках часто следуют условным эпическим схемам. Иногда они достигают большой поэтической выразительности. Некоторые напоминают стихотворную хронику, приближаясь к прозаическим рассказам в стихах о событиях, часто мало значительных, которыми отличается черногорский эпос XVIII—XIX вв. Переходя из уст в уста, предания смешивались; нередко несколько героев сливались в одного, фантазия развивала, приукрашивала, искажала действительные происшествия.
На северо-востоке от далматинского города Задра и хорватского Приморья в течение XVI—XVII вв. не прекращались вооруженные стычки между пограничными турецкими бегами и отрядами ускоков, находившимися на службе у Австрии и состоявшими главным образом из бежавших сербов. Ускокине очень считались с распоряжениями австрийских властей, тревожили турецкую границу и во время мира.
Из Македонии и центральных областей Сербии и Герцеговины население двигалось в двух направлениях: на север и на северо-запад. Миграцией совершенно опустошены были области Косова и Старой Рашки, некогда центра сербского государства. Туда переселялись албанцы, при нявшие мусульманство, которым покровительствовали турки. В течение XV—XVII вв. сербы из Мачвы (по рекам Саве и Дрине) и придунайских областей уходили во владения венгров, продвигаясь к Буде.
Этнические изменения произошли не только в Сербии, но и в других югославских землях. С XIV в. в Македонию переселилось много турок. Албанцы заняли южное побережье Скадарского озера, где раньше жили сербы. Народ из континентальной Далмации переселялся на острова и даже в Италию. Богатая Славония в XVI в. превратилась в пустыню.
4
С. НазечиЬ. Хадоучке борбе око Дубровника у друго] половини 17 вщека и наша народна njecMa. — «Питавьа каижевности и ]езика». CapajeBO, 1955, II, стр. 5—71.