Для того чтобы понять, как развивалось изучение техники устного народного творчества, следует обратиться к исследованиям эпического творчества народов Средней Азии. В 60-х годах XIX в. замечательный русский ученый В. В. Радлов записал тексты эпоса каракиргизов; его работа стала вскоре известна фольклористам всего мира. Радлов писал: «Эти песни ясно доказывают, что народная поэзия киргизов находится в своеобразном периоде, который лучше всего назвать «истинно эпическим периодом»»72.
Радлов стремился представить «эпическую среду» Средней Азии. Он особенно оценил необыкновенное красноречие киргизов, их способность излагать свои мысли точно и ясно, часто в ритмической форме. Народная поэзия киргизов основана на искусстве импровизации — «каждый мало-мальски опытный певец в состоянии тут же на месте воспеть присутствующих гостей в складно составленных стихах». Народные певцы образуют некое сословие, добывают себе средства для жизни своим пением. Эпос киргизов содержит бесконечное количество отдельных песен, которые — считает Радлов — невозможно собрать воедино. С увеличением числа эпизодов увеличивается также и число вариантов, повторений и противоречий, «устранить которые никто не был бы в состоянии» (стр. XII). Радлов полагает, что предания и песни будут постоянно изменяться и через десять лет (после записи) переменятся совершенно. Отсюда его уверенность в том, что и поэмы Гомера не могли бы сохраниться в продолжение даже одного десятилетия, если бы не были записаны (стр. XX— XXI).
Эти мысли первостепенно важны для понимания устной поэзии. Радлов формулировал несколько основных законов эпоса: текучесть мотивов, вечное изменение деталей, которые, варьируя, постепенно меняют и само содержание песни; роль индивидуального певца, создающего новые представления в рамках общенародной традиции73. Радлов отметил, что всякий опытный певец «поет по вдохновению, так как он не в состоянии спеть одно и то же два раза, не изменяя форму изложения» (курсив мой.— И. Г.-К.). Однако из этого не следует, что импровизация — постоянное сочинение новых стихов. Певец-импровизатор Средней Азии подобен европейскому музыканту, «который соединяет только знакомые ему пассажи, переходы и музыкальные фразы в одну целую картину... и таким образом составляет новое из затвердившегося в нем старого» (стр. XV—XVI).
Певец хранит в памяти целый ряд частичек песен, которые он умеет скреплять воедино по порядку рассказа. Каждая из таких частичек изображает известный случай и происшествие, как-то: рождение героя и его воспитание, похвалу оружию, разговоры героев перед борьбой, описание лошадей, жилищ, ландшафтов, похвалу женской красоте, пиры и приглашение на пир, смерть героя, плач об умерших и т. п. Певец соединяет все эти «частицы» или «картины» (которые фольклористы впоследствии стали называть шаблонами, готовыми стихами, формулами) в одно целое. Иногда он обрисовывает события «несколькими штрихами», иногда расплывается в деталях. Чем больше таких картин в запасе у певца, тем разнообразнее становится его пение. Количество «готовых картин» и умение их соединять — мерило дарования певца. «Опытный певец в состоянии воспеть какой угодно ряд событий, если только знаком с ходом дела» (стр. XVI). Такое умение дает право киргизскому певцу сказать не без гордости: «Я могу спеть любую песню, так Пак бог наделил меня искусством пения, он влагает в уста мои слова и мне не приходится искать их. Я не выучил ни одной песни (курсив мой.— И. Г.-К.), все вытекает из меня». Поэтому «дельный певец», по выражению Радлова, может петь не переставая, день, неделю, и даже месяц, с той же легкостью, с какой он говорит.
По наблюдению Радлова, настроение певца, а часто и его репертуар зависят не только от его таланта и техники (количества живущих в нем «картин»), но и от внешних побуждений, исходящих от эпической среды, от слушателей (стр. XVII).
Таким образом, Радлов установил, что импровизация лежит в основе народной эпики, что певец постоянно изменяет свою песню и не может спеть два раза, не изменяя форму изложения. Новое обычно составляется из старого. Опытный и одаренный певец знает так много «готовых стихов», что может долго петь на заданную тему. Эта эпическая техника является свойством всех эпических народов — начиная от древних греков. Сам эпос может существовать лишь на определенной ступени общественного развития.
72
28 В. В. Радлов. Образцы народной Литературы северных тюркских племен, ч. V. СПб., 1885, стр. 1—11. Ср. также на стр. XIX: «Греческий аэд— тот же киргизский певец».
73
Исследователь Средней Азии А. Левшин еще в начале 40-х годов XIX в. заметил, что киргизские (казахские) песни почти всегда — импровизация. «Слова сих песен,— пишет он, — редко выучиваются и никогда почти не переходят в неизменном виде от одного к другому, но всякий сам сочиняет их, всякий киргиз сам импровизатор, и по-своему выражает происшествия, мысли и чувства, мешая их с изображением встречающихся глазам предметов»,— А. Левшин. Описание киргиз-кайсакских или кир-гиз-казачьих орд и степей, ч. III. СПб., 1832, стр. 136—137. Французский перевод этого сочинения вышел в Париже в 1840 г.