Уши заложило от резкого хлопка, Яровой повалился на меня сверху, выпуская нож из рук. Дышать стало совсем нечем, перед глазами начало темнеть и я, в попытке не потерять сознание, постаралась выбраться из-под стонущего мужчины.
– Живая?
У компьютерного стола, с очками визуализации на лбу, стоял Вотанин, сжимая в руках пистолет. Я замерла, ожидая выстрела, но Костя не спешил нажать на спусковой крючок, напряжённо всматриваясь в моё лицо. Его взгляд скользнул по кровоточащему порезу на щеке, затем спустился на заляпанную кровью толстовку, задранную до пояса. Вотанин уже собрался что-то сказать, но слова капитана потонули в раскатистом мате Дикого. Стараясь не опираться на повреждённую руку, Яр начал медленно подниматься на ноги. Костя отвлёкся на напарника и я, собрав последние силы, метнулась обратно в кухню.
В лицо ударила ночь. Я бежала босиком по снегу, утопая в сугробах. За спиной раздался второй выстрел и окрик капитана:
– Ника! Стой!
Тусклый фонарь над калиткой беззвучно качался в порывах январского ветра. Не ощущая холода, я мчалась к спасительному свету, но стоило мне распахнуть деревянную дверь, как чьи-то руки подхватили меня, увлекая вглубь тёмной улицы.
– Девушка у нас. Вперёд! – последнее, что донеслось до моего ускользающего сознания.
– Пациентка Немова, 18 лет. Первые сутки в отделении травматологии. Доставлена сегодня ночью с диагнозом: Закрытая черепно-мозговая травма. Сотрясение головного мозга. Ушиб мягких тканей височной области слева. Резаное ранение левой щеки. Переломы 8-9-10 рёбер справа. Множественные гематомы на теле. Внутренних повреждений нет. Состояние удовлетворительное. Не температурит. Гемодинамика стабильная. Лабораторные показатели в норме.
Звонкий мужской голос, говоривший скороговоркой где-то совсем рядом, выдернул меня из тяжёлого сна без сновидений. Вместе с голосом врача в сознание вмиг ворвалась тупая боль в грудной клетке, не давая вдохнуть полной грудью. Голова была точно в тумане, отчего открывать глаза и возвращаться в реальность совершенно не хотелось. И так меня трясли полночи то сотрудники ФСБ, не дававшие провалиться в спасительный обморок, то фельдшера скорой, активно начавшие оказывать первую помощь, то врачи в больнице, которым обязательно нужно было меня о чём-то спрашивать, прощупывать, возить на томографию, брать анализы, зашивать рану на щеке и колоть болезненные лекарства. Стоило только уснуть и вот, пришли с обходом. И почему доктора решили обсудить эту самую пациентку Немову рядом с моей кроватью? Неужели другого места не нашли?
– Вероника, как Ваше самочувствие? – вопрос был задан бархатистым и глубоким мужским голосом. Приятный тембр обволакивал своей теплотой, точно пушистое одеяло, и подсознательно вызывал доверие к его обладателю. Я мысленно обругала совою тёску, за отказ отвечать такому хорошему доктору. Глупая соседка, давно пора ответить врачам, чтобы они пошли дальше, не мешая спать остальным пациентам.
– Вероника, ты слышишь меня? – тёплая рука осторожно потрясла меня за плечо, заставляя открыть глаза.
Потребовалось несколько секунд, прежде чем я смогла сфокусировать взгляд и понять, что в палате нет других пациентов, а врачи столпились прямо надо мной. Дежурный доктор, принимавший меня в приёмном отделении, стоял у спинки кровати с планшетом в руках и показывал огромные снимки коллегам. Быстро пробежав глазами по загадочным чёрно-белым картинкам, немолодой мужчина с коротко подстриженной седой бородкой и мягкой улыбкой обратился ко мне:
– Доброе утро. Меня зовут Виктор Степанович, я заведующий отделением травматологии, – я кивнула в знак приветствия, и доктор повторил свой вопрос: – Так как чувствует себя наша пациентка Немова?
– Нормально, – еле разлепив ссохшиеся губы, хрипло ответила я, – только я не Немова.
Доктор нахмурился, секунду посверлил меня тяжёлым взглядом и взял из рук дежурного врача планшет. Пролистав пару страниц, он тихо поинтересовался у коллеги:
– Неврологу показывали?
– Да, конечно, – мгновенно отреагировал дежурный врач. – Сотрясение мозга четырёхдневной давности, без нарушения когнитивных функций.