- Обложили, сволочи! - почти прошептал Денис Николаевич: благодаря все еще работающему микрофону системы оповещения, слышали его буквально все.
- Я сын вождя и сам вождь! Дай мне силу, дух Великого Ворона! - оранжевый скафандр вдруг разлетелся в клочья. Вместо довольно знакомого внешне, хоть и неожиданно гнилого внутри, хомо сапиенс сапиенс, на площадке стоял крупный фелиноид. Дико оглянувшись на подбирающихся оперативников, двуногий кот сунул лапу в стоящую на пульте сумку, и выдернул изнутри нечто большое, округлое и увенчанное, в верхней своей части, католическим крестом.
- Святая граната! - ахнула за спиной доктор Куяным Тычканова. - Если он докинет ее до Объекта...
Что такое «Святая Граната», знает даже такой далекий от всего военного человек, как ваш покорный слуга. Сплав химии, энергетики и высокой апостольской магии, способный разнести буквально на атомы любой предмет в поле поражения, не очень, впрочем, объемном, самое опасное из портативных взрывчатых устройств. Совершенно непонятно, как такая смертоносная гадость оказалась на Объекте, почему ее никто не нашел и не увидел раньше, как, наконец, такое смогла проморгать, казалось, учитывающая все государственная безопасность...
Мощности святого взрыва точно хватило бы для того, чтобы пробить ледяную корку, вновь укрывшую Объект сверху и активировать опаснейший археотех. Уже было совсем расслабившийся я вновь ощутимо напрягся, вокруг же вновь царила паника пополам с истерикой: благо, паниковал и истерил, покамест, не я.
Полковник Мотауллин бросился бежать вниз по лестнице – совершенно непонятно, зачем.
Время вокруг – взрывы, выстрелы, общая атмосфера кинематографического боевика – показалось мне совершенно военным, и вид бегущего полковника закономерно вызвал не смех, но панику, уже у меня.
В этот момент огромный кот вдруг, совершенно без разбега, бросился вперед. Где-то вверху захлопали незримые крылья: дух великого Ворона явился на помощь адепту, и прыжок шпиона продлился неимоверно, превратившись в пологий полет. Вслед раздались запоздалые выстрелы: судя по невеликой громкости хлопков, стреляли то ли из чего-то пневматического, то ли из оружия с глушителями.
И тут, обдав меня облаком коротких шерстинок, и, почему-то, вулканического песка, вперед и вверх бросилось что-то огромное, светло-серое, с человека размером, только значительно более плотное, почти округлое, растягиваясь в невероятной динамики прыжке. Я успел заметить только почти полное отсутствие запаха, мощные толчковые лапы и длинный тонкий хвостик, пушистый почти по всей длине.
Траектории двух летящих биологических объектов пересеклись – образом совершенно чудесным – в верхних своих точках. Этот момент я увидел, будто на огромного размера и отличного качества эфирной фотографии: здоровенный, серый, удивительно глазастый зверь, то ли мышь, то ли заяц, неясным науке образом развернулся непосредственно в полете, и влетел теми самыми, мощными, толчковым и задними, лапами, прямо в брюхо летящего террориста...
И тут время снова побежало своим обычным манером, будто пытаясь компенсировать неурочную остановку.
Тело шпиона, буквально вопреки законам физики, рухнуло отвесно вниз: в Яму, аккурат в ту точку, в которой обе страховочные сети оказались пробиты частью стрелы давешнего крана.
Гигантский мышезаяц, вновь извернувшись и сменив в прыжке направление полета, долетел до упершейся в ледяную стену переходной галереи, и завис на ней, крепко вцепившись маленькими передними лапками.
Падал шпион недолго: еще несколько секунд спустя изнутри Ямы послышался взрыв, негромкий, и, совсем с такого расстояния, неопасный. Граната, пусть и сколько угодно раз святая – не авиационная бомба, и мощности взрыва, пусть и многократно усиленного Литанией Энтропии, хватило только на то, чтобы поднять изнутри дыры в земле облако пыли, впрочем, довольно убедительное. Взрывную волну, пошедшую вверх, и истечение эфира, структурированного высшими силами, полностью погасил огромный объем айсберга, удачно оказавшегося сверху.
- Собаке — собачья... Эээ... - замялся кто-то у меня за спиной, сообразив, видимо, в чьем присутствии произносит сакраментальную фразу, кажется, даже обязательную в конце любого советского боевика. - Простите, товарищ Амундсен.
- Ничего страшного, - ответил я, не оборачиваясь. - Моя фамилия – Амлетссон, и я – человек.