Потом в светлую американскую голову пришла мысль: стоит привлечь к проверке инженерный персонал. Битый час мы наблюдали за тем, как два специалиста, имеющих профильное высшее образование, ходили друг за другом кругами: потом оказалось, что оба забыли выключить элофоны, которые, строго следуя инструкции, вообще следовало положить в экранированный ящик.
Итераций по привлечению к нужной, но не очень интересной, работе сотрудников, в должностных инструкциях которых таковой работы прописано не было, состоялось пять штук, и все они, логичным образом, потерпели фиаско.
- Хочешь сделать хорошо – делай сам, - изрек инженер, умудренно удержавшись от того, чтобы наделить удаляющихся акторов пятой итерации заслуженными ускорительными пинками. Я, устав от происходящего, вынужденно согласился: слишком намаялись мы с ней, нашей попыткой номер пять.
В плане работ, тем не менее, на проверку площадки отводилось шесть рабочих часов, из которых пять уже прошли. Не желая выбиваться из графика даже в такой мелочи, мы оба ускорились до возможного максимума: спешили. Впрочем, вопреки расхожей советской поговорке, насмешить людей нам не удалось – вероятно, просто потому, что и людей никаких на ближней дистанции не наблюдалось. Все, кто мог и успел, попрятались, не желая делать чужую работу.
Что характерно, закончили вовремя. Всего на площадке было обнаружено двенадцать источников эфирных помех: одиннадцать стационарных и один, так сказать, мобильный. Стационарные мы экранировали, мобильный (забытый кем-то на площадке элофон) – торжественно засунули в экранированный сейф и закрыли на ключ.
Рабочий день закончился, и мы с Денисом Николаевичем решили отметить это дело чашкой (в моем случае – миской) чего-нибудь вкусного и прискорбно безалкогольного. Отмечать, сначала, пытались прямо на площадке, точнее, в моем небольшом офисе (бытовку подняли на высоту еще двух морских контейнеров, что добавило металлической лестнице два пролета и одну площадку), но неудачно. В восемнадцать десять нас настигла трудовая инспекция в лице лесного эльфа, чудовищно занудного в смысле следования инструкциям.
- Товаааарищи, - сообщил нам грозный враг всяческого нарушения трудовой дисциплины, привычно уже растягивая гласные, - ваас обооих неет в спииисках сверхуроочных раааабооот! Ваам следуует поокинууть плоощааадку!
Пришлось, ворча и почти огрызаясь, подчиниться, причем инженер Хьюстон огрызался чуть ли не громче, чем я сам.
По дороге в жилой корпус нам обоим пришла в голову одна и та же мысль, содержавшая налет некоторой даже гениальности: сейчас еще нет семи часов пополудни, кафе закрывается в девять вечера. Значит, идем в кафе! Так и поступили.
- Знаешь, Локи, - сообщил мне утоливший первую жажду и легкий голод коллега Денис, - а я и не думал, что мы с тобой можем так лихо сработаться.
Я согласился: действительно, первоначальное наше взаимодействие сложно было назвать продуктивным.
- Да уж, - подтвердил я. - Цапались, как кошка с собакой. Причем кто из нас двоих собака, понятно сходу, а вот с кошкой не все так просто.
Тут инженер Хьюстон изволил даже не засмеяться, а, натурально, заржать в голос, что твой конь. Веселился он так громко и долго, что на нас стали оборачиваться и посматривать со значением, а кто-то из прочих посетителей кафе даже предложил нам (точнее, в виду полной неадекватности моменту американского инженера, мне), над чем таким замечательным смеется наш товарищ и коллега.
Я смотрел на Дениса с некоторым даже недоумением: по скромному моему убеждению, ничего настолько смешного я не сказал. Перебивать искренне радующегося коллегу я, впрочем, не стал: подумал, что сейчас он отсмеется и сам все расскажет. Так, в итоге, и вышло.
- Локи, скажи, а ты ведь ничего не знаешь о моей жизни в Америке, верно? - уточнил, успокоившись, мой товарищ и коллега.
Я, разумеется, ничего толком не знал – кроме той информации, что мне сразу, еще во время знакомства с инженером, сообщила девушка Анна Стогова и другие официальные лица. Дэннис Николас Хьюстон, американский инженер и коммунист, получивший политическое убежище в Советском Союзе. Вроде бы, рос не в лучших условиях, однако, смог получить пристойное образование. Кажется, был на старой Родине редким ходоком, каковое качество не избыл окончательно и на Родине новой. Чистокровный хомо сапиенс сапиенс, эфирные силы стандартные до средних, не дурак выпить, в позе Ромберга устойчив... Пока я пытался понять, кто, собственно, такой этот ваш Ромберг, что за поза и почему так важна достигнутая в ней устойчивость, инженер прервал немного затянувшуюся паузу.