Фишер не нес личной ответственности за принятие опрометчивого решения отвергнуть немецкую мину. Главная вина лежала на комитете по торпедному делу, при этом нет никаких свидетельств, что Фишер мог каким-либо образом повлиять на его решение. Но, с другой стороны, во время своего последующего визита в Германию он имел все условия для того, чтобы оценить на месте преимущества немецкого варианта и исправить ошибки Адмиралтейства позднее. Ведь впоследствии он занимал самые высокие посты в руководстве флотом. Однако этого не произошло.
В те времена многие на английском флоте были склонны преувеличивать значение мин в будущих операциях на морских коммуникациях. Считалось, например, что постановка минных полей даст почти 100 % гарантию от попыток вторжения противника на побережье. В отличие от большинства энтузиастов, Фишер рассматривал возможности морских мин более трезво. Он был противником установки обширных минных полей у побережья Англии, считая, что они представят существенную помеху маневрам британских эскадр. Кроме того, Фишер справедливо полагал, что траление минных полей противника — задача вполне осуществимая и, таким образом, они не станут панацеей от вражеских десантов.
Фишер был большим энтузиастом самодвижущейся торпеды и предсказывал этому оружию большое будущее. Он считал необходимым как можно быстрее принять его на вооружение и всемерно совершенствовать. Фишер признавал, что появление торпеды и ее распространение ослабляло позиции английского флота, и было на руку военно-морским силам других держав. С его доводами в комитете по торпедному делу никто не спорил, но в Адмиралтействе никак не могли понять, зачем нужно совершенствовать морское оружие, существование которого будет подрывать безраздельное господство Британии на морях.
Ситуации, когда Фишер выступал, горячим сторонником какою-нибудь новшества, а вышестоящее начальство относилось к этому прохладно, были очень характерны. Не зря ему дали прозвище «радикальный Джек». Впоследствии всякий раз оказывалось, что его идея, на первый взгляд столь уязвимая для критики, будучи воплощенной, в действительности, с успехом доказывала свою жизнеспособность.
Уже за время службы в качестве командира «Вернона» Фишер получил репутацию смелого новатора. Офицерам флота, проходившим курс обучения на «Верноне», он настойчиво стремился привить свои радикальные идеи, в особенности по поводу торпедного оружия. Соратник Фишера по Китайской войне 1856–1860 гг. Натаниэль Боуден-Смит, получивший в 1873 г. чин капитана 1-го ранга, был направлен на «Вернон» для прохождения курсов по торпедному делу. О своем обучении он вспоминал: «Хотя курсы Фишера посещали несколько флаг-офицеров и капитанов 1-го ранга, он сумел нас всех заинтересовать, и мы получали удовольствие от его лекций»[94]. Высшее руководство флота, в том числе морской министр Гошен, адмиралы Милн и Сеймур были достаточно хорошо осведомлены о деятельности Фишера и давали о ней благоприятные отзывы.
Возможно, здесь и лежит ключ к пониманию причин той головокружительной карьеры, которую проделал Фишер. Он был прекрасным специалистом в своей области, но отнюдь не гением. Фишер был энергичным, думающим и работоспособным офицером, но свою энергию он направлял на получение очередного воинского звания. И надо заметить, что по мере продвижения по служебной лестнице Фишер все более и более отходил от своих прежних научных интересов. Отстаивая какую-либо идею, Фишер мог убедить в ее правильности практически кого угодно. При этом он не был оратором и не любил выступать перед большой аудиторией, предпочитая разговор с отдельным человеком или небольшой группой. Он достаточно мастерски излагал свои мысли на бумаге, но всегда предпочитал живое слово и непосредственный контакт с тем, к кому обращался.