Другим офицером, также примкнувшим впоследствии к противникам Фишера, был будущий победитель при Фолклендах, а тогда еще лейтенант, Доветон Стэрди.
После захвата Александрии Фишера назначили командиром десантного отряда в составе 900 морских пехотинцев и 850 матросов, который должен был оборонять город от возможной контратаки повстанцев[126]. Были созданы и импровизированные полицейские силы для наведения порядка в Александрии. Их командиром стал Чарльз Бересфорд[127].
Забот у Фишера сразу прибавилось. „Не знаю даже с чего начать, — писал он жене, — поскольку предшествующие десять дней мне показались целой жизнью. Бомбардировка началась 11-го, а 14-го я высадился для занятия фортов и города, и два следующих дня были самыми беспокойными в моей жизни, поскольку наши силы были совершенно недостаточными. Ни одному из нас не удалось выкроить для сна ни минутки в течение трех суток, и когда прибыл генерал со своими войсками, мы уже совершенно не держались на ногах“[128].
Под руководством Фишера матросы соорудили из подручных материалов импровизированный бронепоезд, установив на нем несколько малокалиберных корабельных пушек. Бронепоезд совершил несколько успешных вылазок против вражеских позиций на подступах к Александрии. Газета „Таймс“ сообщала, что Фишер удостоился аудиенции египетского хедива и тот лично благодарил его за службу[129]. На Фишера египетский правитель произвел самое благоприятное впечатление: „Позавчера за мной послал хедив, настаивая, чтобы я, прежде чем сдать командование, нанес ему прощальный визит. Я пробыл у него около часа. Он такой приятный человек, настоящий джентльмен. У него только одна жена, он не пьет и не курит, и, как говорят, пока не совершил ни одной ошибки“[130].
До прибытия главных сил под командованием генерала Гарнета Уолсели положение англичан в Александрии было довольно шатким. Но Ораби-паша почему-то не использовал благоприятную возможность для контратаки. К 11 августа большая часть моряков, принимавших участие в захвате города, была возвращена на корабли. Несколько дней спустя в Александрию прибыла английская экспедиционная армия. Согласно диспозиции командующего флот должен был прикрывать тыл и приморский фланг экспедиционного корпуса. В помощь армии вновь сформировали бригаду моряков и морских пехотинцев, задачей которых было действовать вдоль железнодорожной ветки. 13 сентября войска Уолсели одержали решающую победу над повстанцами под Тель-эль-Кебиром.
Фишеру уже не довелось участвовать в этих сражениях, поскольку он вернулся к своим прямым обязанностям командира „Инфлексибла“, а несколько дней спустя, заболел дизентерией в тяжелейшей форме. „Офицер, который занял мое место на бронепоезде на следующий день, после того как меня свалила дизентерия, был убит вражеским снарядом и домой послали телеграмму, что убит был я. Королева Виктория запросила о подробностях, и появилась очень интересная передовая статья, в которой расписали, кем бы я мог стать, если бы остался жив… Когда меня доставили на борт корабля на короткое время, ко мне вернулось сознание, и я услышал, как врач сказал: „Он не дотянет до Гибралтара“. После чего я решил, что буду жить“[131].
После перенесенной болезни кожа Фишера приобрела неестественный желтый цвет, который сохранился на всю жизнь. Во всей внешности Фишера, при его среднем росте и круглом скуластом лице, и без того было немало азиатского. Теперь это впечатление необычайно усилилось. Данное обстоятельство послужило впоследствии поводом для многих кривотолков. В матросской среде, например, ходили упорные слухи, что Фишер побочный сын цейлонской принцессы. Серьезные люди этому, конечно, не верили, но члены правительственного кабинета частенько называли адмирала за глаза „старым малайцем“. Недруги отечественные из высшего командного состава Средиземноморского флота дали Фишеру кличку „желтая опасность“, а недруги зарубежные, в лице германских морских атташе, были глубоко убеждены, что именно благодаря азиатскому происхождению в натуре Фишера так много подлости и коварства.
Узнав о болезни Фишера, королева Виктория выразила ему свое сочувствие. Адмирал Уильям Доуэлл писал жене Фишера: „Королева соизволила осведомиться о здоровье капитана Фишера и выразила желание, чтобы я передал ее сожаления по поводу болезни и пожелания скорейшего выздоровления. Свое сочувствие выразил и наследник престола, будущий Эдуард VII. Что касается непосредственного начальства, то морской министр лорд Нортбрук настоял, чтобы Фишер на время оставил корабль и отправился домой для поправки здоровья. „У нас будет много "Инфлексиблов", — сказал он, — но Джек Фишер только один"[132].
127
Beresford С Memoirs of Lord Charles Beresford, Written by Himself 2 vols. London, 1914; vol. 1, p 190–191.