«Пить нашу кровь» – то есть разорять церковь – что за гасконцы и каорсинцы на это посягают? Кто погрузил в разврат «доброе начало», то есть папскую власть. Под «гасконцем» Данте подразумевает того самого папу Климента, предавшего тамплиеров, а под каорсинцем, его преемника Иоанна XXII, который также находился под контролем французской короны, пребывая вместо Рима в Авиньоне.
А дальше слово берет Беатриче:
Последние слова снова о Клименте. Они определяют место его вечной казни – Ад, одна из круглых скважин третьего рва Злых Щелей. А в первых строках речь идет о некоем «Арриго», которого Климент тоже предаст. Кто это?
Это император Генрих VII, который, как верил Данте, призван был не только спасти Италию от раздиравших ее конфликтов, но и вернуть лично ему родину – Флоренцию. Он был изгнан из города под угрозой смерти, как раз в результате жестокой партийной борьбы, сторонами которой были гвельфы и гибеллины. А потом, когда последние потерпели во Флоренции поражение, противостояние возникло между белыми и черными гвельфами. Белые, к которым принадлежал Данте, проиграли.
Название «гибеллины» пошло от латинизированного названия одного из замков имперской фамилии Штауфенов (к которой принадлежали Фридрихи I и II Барбароссы) – Гаубелинг (нем. Waiblingen, Вайблинген). Эта партия выступала за усиление власти императора Священной Римской империи. А гвельфы взяли себе имя от Вельфов – герцогского рода, враждовавшего со Штауфенами. Эта партия поддерживала папу римского в его борьбе со светским владыкой.
Начало этому противостоянию положил спор об инвеституре. Начался он еще в конце XI века. Суть конфликта была в том, что папы наложили запрет на поставление императором епископов и аббатов. Речь шла фактически о статусе противоборствующих сторон. Обладает ли император только светской властью, и ему необходима санкция папы? Или он облечен властью непосредственно от Бога, а значит, может сам посягать и на духовную сферу?
В свою очередь, папы, исходя из теории двух мечей, утверждали, что, как «викарии Христа», мало того, что не могут допустить вторжения «кесарей» в сферу священного, но более того, сами обладают светской властью. В основе теории двух мечей лежало аллегорическое истолкование слов Христа из Евангелия от Луки: «Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч… Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно» (Лк. 22:36–38).
В Италии, которая и стала главной ареной борьбы, одни города приняли сторону папы, другие – императора. В каких-то (как во Флоренции) вспыхнули гражданские войны. Никколо Макиавелли, которого почитают как «первого политолога» и чье имя стало нарицательным, в своем трактате об истории родного города подробно описал эту жестокое противостояние и показал, что идейные разногласия имели также и общественно-политические причины, которые очень быстро усугубились соперничеством родов и кланов.
Дадим ему слово – это лучший способ увидеть «межпартийную» борьбу средневекового итальянского города с максимально близкого расстояния, вжиться в нее и понять, как выглядит реальная политика:
«Нельзя и представить себе, какой силы и мощи достигла Флоренция в самое короткое время. Она не только стала во главе всей Тосканы, но считалась одним из первых городов-государств Италии, и кто знает, какого еще величия она могла достичь, если бы не возникали в ней так часто новые и новые раздоры. В течение десяти лет существовала Флоренция при таком порядке, и за это время принудила вступить с ней в союз Пистойю, Ареццо и Пизу. Возвращаясь из-под Сиены, флорентийцы взяли Вольтерру и разрушили, кроме того, несколько укрепленных городков, переселив их жителей во Флоренцию. Все эти дела совершены были по совету гвельфов, более могущественных, чем гибеллины, которых народ ненавидел за их заносчивое поведение в то время, когда они правили во Флоренции под эгидой Фридриха II: партию церкви флорентийцы вообще больше любили, чем партию императора, ибо с помощью папства надеялись сохранить свободу, под властью же императора опасались ее утратить.