Выбрать главу

Ришар, встревоженный этой мыслью, вышел из здания суда, решительно направившись в сторону дома красавицы. Почему-то он был уверен, что прокурор в данный момент находится именно у своей невесты. Проходя по площади перед собором Парижской Богоматери, инспектор случайно подслушал разговор двух женщин. Одна была высокая белокурая и молодая, а другая - низкая рыжая и практически была ровесницей своей собеседницы.

- А вы слышали, моя дорогая Роз, очень интересную новость? - прошептала светловолосая мадемуазель, боясь, что их кто-нибудь услышит.

- Что за новость, Мэри, неужто, революция началась? - с усмешкой спросила рыжая.

- Нет, - улыбаясь, произнесла блондинка, - господин де Вильере, самый завидный кавалер в Париже наконец-то решил жениться!

- Да вы что? - удивилась Роз. - А на ком?

- Это пока неизвестно, - Мэри мечтательно закатила глаза, - но ходят слухи, что наш главный прокурор уже несколько дней мучается от любви к этой девушке. Говорят, она красива.

- Это просто невозможно! - не унималась рыженькая. - Где же в Париже нашлась мегера достойная де Вильере?

- Ну, говорят, что она не из дворян...

Остальные отрывки из их разговора, Ришар не расслышал. Да и не хотел он больше слушать разговоры об Агнессе. И как можно воспринимать фразу «красива»? Она была просто прекрасна, само великолепие, украшенное невинностью! Богиня, вынужденная жить в этом жалком мире. А как они ее назвали, «мегера»? Как же можно так предвзято судить о девушке, которую они ни разу не видели?

Хотя, похоже, это предвзятое мнение зависело от отношения парижан к де Вильере. Ведь в ужасном городе господин прокурор пользовался репутацией строгого, но справедливого представителя власти, чем нравился отнюдь не всем. Некоторые считали его политиком, опьяневшим от власти, а кто-то - и вовсе развратником, каждый раз ищущим новую жертву своей прихоти. Что-то из этого было правдой, что-то - ложью, но даже каменное сердце де Вильере было способно любить и страдать от любви.

Размышляя над этим, инспектор дошел до дома Агнессы. Посмотрев в ее окно, он стал невольным свидетелем ужасных, на его взгляд событий; Агнесса скромно стояла, прижавшись к стене, а прокурор медленно приближался к ней. Но, как не странно, в ее глазах не было, ни страха, ни тревоги, скорее, наоборот, спокойствие и легкая заинтересованность. Неужели, девушка нормально относится к происходящему: де Вильере вот-вот прижмет ее к стене, и, вероятнее всего, попытается поцеловать.

И вот прокурор сделал последние два шага и обнял красавицу, а затем заскользил губой по ее щеке. Она лишь слабо уперлась руками в его грудь и, закрыв глаза, судорожно сглотнула. Такое поведение де Вильере на самом деле немного настораживало девушку, заставляя порою со страхом надеяться, что королевский прокурор скоро отправится обратно на службу.

Ришар почувствовал, как кровь, словно мощные потоки воды, начала бурлить в его венах. Он ощутил, что еще немного и сойдет с ума, продолжая смотреть на эту пытку красавицы. За что? Она же не игрушка, что прокурор так с ней обращается, кичась своей властью над ней. Сейчас инспектор сравнивал Агнессу с райской птицей, запертой в клетке. А некоторые птицы, если их запереть, постепенно начинают погибать. Сначала такое прекрасное создание страдает от тоски, пожирающей ее в клетке, которая становится тюрьмой. Потом птичка утрачивает свое яркое и манящее оперение, затем ее звонкий голос становится тише, и в итоге она погибает.

Такая же участь ждала Агнессу. Она, рожденная для свободы, вскоре будет вынуждена томиться в плену власти королевского прокурора, не в силах отказать ему. О, лишь одна мысль об этом ужасе, могла повергнуть инспектора в шок! Агнесса станет вещью де Вильере, безмолвной и покладистой...

Не желая больше наблюдать за сценой, происходящей в доме девушки, Ришар направился на площадь. Он надеялся отвлечься от кошмарной мыли о скорой свадьбе красавицы, которую он считал роковым событием в своей жизни. Только довелось ему кого-то полюбить, и судьба тут же отбирает у него это счастье. Разве это справедливо? Больше жизни он любил только службу, родину и Агнессу. Девушку вот-вот выдадут за другого мужчину, родину - превратят в обитель хауса и сердце революции. И в результате, у него останется лишь служба, которой он и посвятил свои лучшие годы. Опечаленный, инспектор брел по улице, все больше погружаясь в раздумья.

А в доме Луизы, в это время де Вильере продолжал играться с Агнессой, как кот с мышкой. Он стоял, прижимая растерянную красавицу к стене, и внимательно всматривался в ее глаза. Девушка же старалась не смотреть на него, то ли от смущения, то ли от волнения. Легкий румянец заливал щеки каждый раз, когда мужчина касался ее талии и проводил рукой линию вниз, или когда его губы начинали требовательно целовать ее лицо и плечи. Но, что происходило внутри Агнессы, когда прокурор намеренно пытался испугать ее, добираясь ловкими пальцами до шнуровки голубого платья. И он получал что хотел, она в страхе слабо пыталась вырваться из его объятий, но это не получалось. Вскоре эта «маленькая игра» закончилась страстным поцелуем, и прокурор отпустил красавицу.

Она, освободившись от его ласк, отошла на небольшое расстояние, опасаясь, что это еще не конец. Мужчина повернулся к ней лицом и просто онемел; она была так прекрасна в лучах дневного солнца, ее глаза сверкали, губы алели, кожа буквально светилась, а подол тонкого голубого платья немного просвечивался, предательски выставляя напоказ ее аккуратные лодыжки и коленки. Де Вильере не мог подобрать слов, чтобы описать те чувства, что вызывала у него эта прекрасная картина. Девушка замерла на месте и, опустив глаза, принялась ожидать, когда прокурор приблизится к ней.

- Богиня... - прошептал он, делая пару шагов вперед.

Агнесса ничего не ответила, лишь глубоко вдохнула, от чего ее грудь слегка поднялась, притянув к себе внимание мужчины. Теперь он еще больше заинтересовался девушкой. Либидо, так страстно желающее вырваться наружу, все труднее было сдерживать. В ее зеленых испуганных глаза отражался хищный взгляд де Вильере, все ближе подступавшего к ней.

- Зря пыталась убежать от меня, - страстно прошипел де Вильере, - все равно попалась бы.

- Господин прокурор! - девушка захотела обойти его, но мужчина схватил ее за локоть, притянув к себе.

- Каким же монстром ты меня считаешь? Почему сторонишься? - представитель власти ласково поправил черную прядь волос, заслоняющую шею красавицы. - Поверь, бояться меня не стоит.

Он посмотрел на ее руку и впервые заметил весьма странную вещь - возле нежного локтя, словно пощечина, горел небольшой шрам, напоминающий след от глубокого пореза. Де Вильере внимательно разглядывал этот рубец, являвшийся единственным изъяном на теле девушки. Шрам, несмотря на бледность, был заметным: привлекал к себе больше внимания, чем требовалось. Королевский прокурор был немного ошеломлен, узнав, что у нее имелся небольшой отпечаток прошлого на руке.

- Откуда это? - спросил Виктор.

- Я не знаю... не помню... - она в замешательстве не могла подобрать слов, чтобы ответить.

Тонкие пальцы де Вильере вцепились в ее подбородок. Он всматривался в глаза девушки. На какое-то мгновение ему показалось, что в них переливались все краски весны: нежность пепельно-седых мартовских облаков, легкое сверкание золотистых лучей апрельского солнца и безграничное море изумрудной майской травы. Невыносимая пытка! Как мучительно осознавать, что хрустальная возможность смотреть в стеклянные от усталости глаза может разбиться. Для этого королевскому прокурору стоило только разжать ладонь и выпустить руки Агнессы. Черные ресницы в следующее мгновение накрыли полные томления очи. Она теряла интерес. Силы постепенно оставляли ее. Лишь где-то внутри девушка все никак не могла смирить трепет, вызванный прикосновениями мужчины.

Невозможно было видеть ее равнодушие к происходящему. Возмущение закипало в выступающих голубых венах. Желание заставить девушку вновь вырываться, кричать кружило голову. Глубокий вдох - в легкие проник теплый воздух. Трезвость рассудка вновь исчезла так же, как это происходило обычно при встрече с Агнессой. Мужчина толкнул ее на кровать. С нескрываемым удовольствием он наблюдал за реакцией красавицы. Широко распахнулись ее искрящиеся удивлением и страхом глаза, раскинулись в стороны изящные руки, подобные двум крылам.