На диване уставший от всей дневной суеты сидел Василий Иванович, облегченно запрокинув голову назад. Он прекрасно понимал, для чего его старший сын решил собрать всех, какой разговор предстояло пережить ему.
В зал вошел младший сын Василия Ивановича - Михаил Васильевич, уже года четыре как являющийся вдовцом. Светлые волосы младшего Усурова в полумраке вечера казались намного темнее, чем были на самом деле, светло-желтые глаза с зеленым отливом блестели в свете каминного огня, бледное лицо выражало лишь одно - недоумение... он не понимал, по какому поводу его брат решил собрать всех.
Недовольно поправив рукав темного пиджака, мужчина сел за стол, рядом с Николаем Васильевичем.
- Что заставило вас, дорогой брат, отвлечь нас от обыденных дел?
- У вас были дела? - надменно спросил Николай Васильевич. - Небось, опять вы, любезный Михаил Васильевич, засиживались перед своими дурацкими книжками по... медицине. Так кажется?
- Не все ли вам равно? - мужчина окинул брата бессмысленно-философским взглядом, намекнув на свое интеллектуальное превосходство. - Вам бы стоило прочесть хоть одну книгу о науке, хоть немного поинтересоваться будущим!
- Так вы видите будущее в неясных предположениях ученых, этих высокомерных зазнаек, каковым сами отчасти являетесь? - злобно произнес Николай Васильевич.
- Я вижу будущее, в первую очередь, в бесконечных возможностях человека открывать что-то новое, интересное! - вспылил Михаил Васильевич, заметно повысив голос. - Вам бы тоже не помешало изучить что-то новое о воспитании детей... Быть может, тогда Анна и не позволяла бы себе подобные вольности, если бы вы правильно воспитали ее!
- А что вас не устраивает в ее воспитании? - вмешалась Ольга Романовна, недовольно вскочив с кресла.
- Слишком уж она дерзко ведет себя в обществе. - Пояснил Михаил Васильевич. - Эти ее действия... эта походка, приковывающая взгляд к, скажем так, не самой приличной части силуэта... этот самоуверенный тон, скрытый под ангельским голосом... эти ее слишком откровенные наряды... - он замолчал, на какой-то момент всем показалось, что в его высказываниях таилась симпатия или даже... некое одобрение поведения девушки.
- Вы считаете это преступлением? - смеясь, спросила Ольга Романовна.
- А чем же еще? - послышался голос вошедшей в зал Натальи Михайловны Кезетовой.
Это была женщина двадцати пяти лет высокая до безумия тощая, настолько, что невооруженным глазом можно было разглядеть кости, буквально торчащие из слабых рук, выпирающие вены на шее и запястьях, впалые щеки, выструганный нос, большие круглые карие глаза и тонкие изогнутые брови. Можно было подумать, что под ее темно-зеленым платьем не было ничего, кроме кожи и костей. Будучи дочерью Михаила Васильевича, она не особо была на него похожа, скорее на покойную мать, которой была обязана своим телосложением. Редкие ее светло-русые волосы небрежно торчали из сложной прически, добавляя образу женщины некую растрепанность. Для матери четверых детей она выглядела слишком строгой, слишком злой.
Украдкой взглянув на всех присутствующих, Наталья Михайловна самодовольно опустилась на стул, возле Ольги Романовны.
- Что ж вы все замолчали? - именно ее голос, этой неприятной женщины, прорезал тишину. - Давайте продолжим обсуждать мою милую кузину. Итак, что вы там говорили? Ах, да... конечно, Анечка и Лагардов... Я думаю, это ни к чему хорошему не приведет!
- Она просто случайно коснулась его... пару раз. - заступилась Татьяна Романовна. - Что в этом такого?
- Ну, да, конечно... случайно! - всплеснула руками Наталья Михайловна. - Благодетель наш Александр Леонидович, супруг любимой всеми Анастасии, вдруг начал присматриваться к Анечке, которая, смею заметить, уже обещана. Действительно, что же здесь такого?
- Вы сначала со своим мужем разберитесь, дорогуша, а потом уже чужого осуждайте! - довольно справедливо заметила Ольга Романовна. - Кстати, где он? Опять свои адвокатские бумажки разбирает?
От такого нахальства Кезетовой захотелось накинуться на Марисову и задушить ее, но всех отвлекло появление еще одного родственника.
- Ваши парижские нравы, не особо ясны нам - петербуржцам!
Последним в зал вошел молодой человек лет девятнадцати. Невысокий темноволосый юноша тут же привлек к себе внимание, высказав сие решительное мнение. Он остановился у входа, упершись плечом в дверной косяк и вызывающе посмотрев на всех. Его задиристое лицо, воистину достойное высокомерного характера, тут же осветилось каминным огнем. Близко посаженные глаза темно-синего цвета в полумраке казались темными, почти черными, а короткий нос с немного задранным вверх кончиком выглядел крайне нелепо при слабом освещении.