Ольга Романовна, шурша подолом темно-зеленого платья, кинулась к Анне. Торопливо она постаралась помочь девушке снять шубку, опасаясь, что кто-нибудь еще сможет их увидеть. Затем женщина молча взяла девушку за руку и повела на второй этаж, к себе в комнату. Она знала, это было единственное место в доме, где никто не смог бы услышать их разговора. Не удивленная поведением тетушки красавица послушно следовала за ней, продолжая думать о сестре и ее муже. Ее, безусловно, умиляла тревога Лагардова за Анастасию Николаевну, его рвение поскорее вернуться домой, дабы проверить, все ли в порядке с ней и сыном.
Девушка вспоминала, как еще несколько минут назад села в карету статского советника и доехала с ним до поместья.
- Скорее, скорее, милая моя Анна Николаевна! - поторапливал ее мужчина, подводя к карете.
Она старалась идти быстрее, но ноги, словно каменные, не слушались и еле волочились по земле. Какое-то неведомое злое желание заставляло ее тянуть время, задерживая Александра Леонидовича. Вдруг ей захотелось остановить его, не пустить домой, убедив остаться с ней. Для этого возле кареты девушка специально сделала вид, будто подвернула ногу, дернув статского советника за рукав и заставив его остановиться. Мужчина тут же подхватил ее на руки, боясь, что она окончательно потеряет равновесие и упадет. Он даже не хотел представлять, как нежная кожа столь хрупкого создания встретилась бы с землей, причинив боль не только ей, но и его душе. Казалось, Лагардов был готов почувствовать в любой момент даже самое крошечное ее страдание.
- Что с вами, дорогая моя? - неся ее на руках, прошептал он.
Анна Николаевна промолчала, только слегка прижалась губами к его щеке, прошептав с мягким французским акцентом «Благодарю!» Усадив ее в карету, Александр Леонидович осмотрелся по сторонам, устремил свой взгляд на здание министерства и постарался заглянуть в каждое окно. Он надеялся, что никто не увидел его с юной прекрасной незнакомкой, иначе по городу могли стремительно разлететься слухи о его новом романе. Так он простоял несколько минут. Убедившись, что никто не заметил произошедшего, статский советник сел в карету, устроившись возле ожидавшей его Анны Николаевны.
Только карета тронулась, девушка положила голову на плечо Лагардова. Он не посмел даже пошевелиться, вспомнив об оставшихся дома несчастной жене и сыне. Мысль о любящей семье мешала ему сделать шаг навстречу всепоглощающей страсти и хотя бы прикоснуться к юной Усуровой. Вот что было его кандалами, цепями, сковывающими руки - обязанность быть верным мужем и заботливым отцом. Он должен был быть таковым, но не мог! Статский советник не пытался хранить преданность семье ни на плотском уровне, ни на духовном. Он не имел таковой возможности. Его разум рождал самые непристойные и сладострастные мысли относительно Анны Николаевны, а мысли, в свою очередь, превращались в картины, запечатлевшие истинный порок, способный в любое время воплотиться в жизнь. Александр Леонидович хоть и понимал, что даже так, представляя себя в постели с юной свояченицей, уже совершал более жестокое преступление, чем обычный разврат, но все равно не мог остановить себя.
В следующее мгновение рука девушки заскользила вверх по его колену. Мужчина, растерявшись, чуть не выронил из рук черную трость. Что он мог сделать, как противостоять? Это невинное создание само искушало его. Лагардова ничего не держало, кроме мерзкого образа жены, лежавшей на белоснежной постели с изрезанными в кровь руками. Он понимал, если она так поступила из-за незаметных минут его общения с Анной, то, узнав о его фантазиях и о происходящем в данный момент, могла вообще сойти с ума. Из-за чего же он не мог ей изменить сейчас, ведь, если бы Анастасия Николаевна умерла от горя, то и душа его, и тело обрели бы свободу, способность делать все, что только угодно. И те не мене, статский советник не собирался принимать рискованных действий ни в отношении Анастасии Николаевны, ни в отношении Анны. Почему? Ответ был прост - рано... пока еще рано.
- Почему вы так холодны ко мне, Александр Леонидович? - его отвлек ласковый голос девушки.
Только сейчас он заметил, что рука ее, доселе скользившая вверх, остановилась где-то посередине его бедра. Плоть требовала ее ласк. Пламя терзало чресла.
- Анна... - произнес Лагардов, посмотрев ей в лицо и встретившись с умоляющим взглядом.
- Поклянитесь, что ведете себя так не из-за моей семьи, не из-за Анастасии, а только из-за Алеши! Скажите, что и в самом деле вы соблюдаете верность только ради сына! - скоро сказала красавица. - Я отдаю вам сердце и хочу знать точно, что мои чувства взаимны.