«Это еще мягко сказано», – подумал Хабад и протянул:
– По-онял. – Ни одного приятного известия с момента появления на фронте Примака.
– Население уже оповещено, кто теперь враг Революции номер один и какова награда за его голову, – продолжал офицер.
– А что у нас на побережье?
– Все порты блокированы кораблями американской эскадры. В боевых действиях янки участия не принимают. «Дуайт Эйзенхауэр» стоит теперь на рейде Момбасы. Палубная авиация барражирует над Найроби и руинами Кампалы.
– А зачем? Ведь у нас не осталось крылышек… – пробормотал Хабад, потом глянул на замолчавшего и ожидающего приказаний офицера и распорядился: – Генерала Гуляма ко мне!
Начальник первого отдела разведуправления армии появился примерно через полчаса. Именно первый отдел занимался Штатами и пока что небезуспешно.
– Не очень-то вы спешите, генерал, – буркнул Хабад.
– Прошу прощения, соратник. Но я был в центре радиоперехвата.
– И что же вы там такое перехватили?
– Одну оч-чень интересную ругань, соратник…
– Ну хорошо, это потом… Скажите, зачем янки без толку крутятся над Кенией? И почему на сей раз так и не влезли в заварушку?
– Кхм… Я бы все же начал с ругани, соратник.
– Я, кажется, задал вопрос! – Хабад начал приходить в ярость. На ком-то ему нужно было разрядиться.
Гулям демонстративно неторопливо (как показалось Лидеру Революции) снял круглые очки в простой ученической оправе и начал тщательно протирать запотевшие стекла носовым платком. В этот момент он был похож на невзрачного учителя гимназии. Собственно, он когда-то и был преподавателем английского языка, правда, в Королевском колледже Умм-эль-Хала. И только приведя очки в полный порядок, Гулям заговорил:
– Соратник, у нового президента Штатов новая военная доктрина. Она базируется на минимальном участии американской армии в акциях международных сил. И под давлением общественного мнения он вынужден руководствоваться ею всерьез, а не понарошку.
– Разве в природе все еще существует такая нелепость, как общественное мнение? – по-прежнему злым голосом осведомился Хабад.
– И тем не менее. – Гулям развел руками. – Общественность была потрясена потерями армии в Малагабарском инциденте и в операции «Синий дракон». Отсюда давление, далее – предвыборные заверения кандидата и долгообещан-ная новая доктрина после победы на выборах…
– Не разжевывай! – буркнул Лидер.
– Мне казалось… – пробормотал Гулям.
– Дальше!
– Слушаюсь, соратник. – Генерал встал, вытянулся и попытался щелкнуть каблуками гражданских ботинок, выглядывающих из-под не по росту длинных штанин гражданского костюма, мятого, обвислого – будто с чужого плеча.
– Не юродствуй!
– А крутятся они, потому что демонстрируют свою мощь последнему здешнему союзнику. Президент Кении должен во что бы то ни стало поверить, что его защищают именно Штаты, хотя они и пальцем не пошевелили, когда мы двинулись на Найроби…
– Хор-рошо, – протянул Хабад. – Теперь хорошо. – Снял трубку зазвонившего красного телефона. На проводе был командующий Северным фронтом.
– Соратник! В пяти пунктах они вышли на нашу границу. Попытки захватить плацдарм на правом берегу Бому пока не предпринимают. Все резервы давно пустил в дело – мне нечем их отбросить!.. – Его поначалу спокойный голос стал срываться, – Нужно по крайней мере сто танков и как можно больше зенитных ракет!
– А что твои «шквалы»? Почему не используешь?! – кричал Хабад в трубку. Треск помех понемногу усиливался и все больше заглушал слова командующего. – Ударь из всех стволов! Сожги! Сотри в пыль! – кричал Хабад, прекрасно понимая, что разыгрывает сцену неизвестно для кого. Командующий Северным фронтом и без того делает все возможное, а Гуляму на подобные спектакли наплевать.
Еще тот соратничек – темная лошадка. И неизвестно, куда вильнет, когда окончательно запахнет жареным. Может и вовсе переметнуться, ведь у него в сером чемоданчике есть много любопытного для любой разведки… Кстати, на сей раз Гулям почему-то не захватил в Ставку свой непременный, уже почти ставший частью тела чемоданчик. Неужели это неслучайно?
У Хабада больше не было танков – вернее, не мог же он отдать свой последний резерв – смертельную бригаду Героев Африканской Революции, охранявшую побатальонно Полевую ставку, Генштаб, президентский дворец и государственное телевидение. Да и зенитных ракет осталось не больше сотни. Десятка три, отправленные на Северный фронт, застряли где-то в пути – в этих бесконечных объездах, а быть может, уже разбомблены примаковской авиацией.
– Их больше нет, соратник, – едва слышно ответствовал комфронта.
– К-как?! – Хабад подавился воздухом. – А «щит»?
– Они сбрасывали пустые дырявые бочки, вой был такой, что все решили: духи прогневались. Народ разбежался, сметя кордоны. И тогда авиация разнесла установки в пыль – восемь воздушных атак подряд… Поймите, соратник! Тысяча тонн тротила!.. – Это была уже почти истерика.
– По-нял, – в очередной раз выдавил из себя Лидер, сделал паузу. – Если они форсируют реку, будете расстреляны. – И бросил трубку.
– Ему повезло, – вдруг подал голос разведчик. – Так ведь, пожалуй, доживет и до следующей войны…
– Что?! – Хабад вскочил на ноги, с шумом отодвинув стул и смяв край карты. – Что ты сказал?!
– Я ведь сразу хотел… о ругани, – обезоруживающе улыбнулся Гулям. – Вы же сами решили не спешить…
– Не тяни резину? – рявкнул Хабад. – Не терпится к Мам-буту?!
К Мамбуту Гулям явно не собираяея и потому тут же зачастил:
– Один из американских летчиков, вероятно, командир эскадрильи, переговаривался С авианосцем. Так вот он очень замысловато ругался, поминая Совет Безопасности и свое собственное руководство. Насколько можно понять…
– У тебя есть запись?! – перебил Лидер.
– Да, – кротко вымолвил Гулям и достал из кармана кассету «Сони» от обычного магнитофона.
– Дежурный! Кассетник сюда – живо! Любой! – кричал Хабад по селектору.
Когда дежурный офицер наконец принес старенький «Панасоник», из Лидера уже валил пар.
– Зеро, слышишь меня? Вижу Викторию. Красотка – хоть (…)!
– Третий, сделай два круга и поворачивай назад.
– Только и умеем (…)!
– Чего кипятишься? Нас это не касается.
– Еще как коснется! Эти (…) штабисты – с куриными мозгами! Если сейчас не дойти до Кисангани, потом (…) до Вашингтона!..
– Много болтаешь, Третий!
– Трусишь, Зеро?! Все они – (…)!
Запись кончилась, катушки все крутились, и пленка продолжала шуршать. Хабад молча навис над столом, кулаки его были сжаты.
– Не понимаю, – наконец пробормотал он. – Неужели они все-таки остановятся?
Гулям приободрился. Нахлынувший было страх сошел. В иные времена гонцу за такие вести могли и орден – на грудь. Хабад искоса глянул на разведчика, будто сытый кот – на цыпленка.
– В Совете Безопасности действительно раздрай?
– Для стран Юга мы – единственный реальный рычаг давления на Север. Добивать нас – самим себе рыть яму. По крайней мере, так считают в Поднебесной…
– Спасибо за информацию, соратник. – Хабад явно воспрянул духом и совсем другими глазами смотрел теперь на разведчика. – Ищите подтверждения по всем каналам и сразу же сообщайте мне. Звоните прямо сюда, минуя Галифе. – Он впервые на памяти Гуляма назвал начальника Развёдуправления армии этой курсантской кличкой, что уже само по себе было знаком особого доверия. Похоже, перед Гулямом забрезжила возможность шагнуть еще на ступеньку вверх, столкнув вниз этого зажравшегося борова.
– Слушаюсь, соратник! – разведчик отдал честь и поспешил выйти из комнаты. А то еще брякнешь чего, посмотришь не так и собьешь настроение, упустишь благоприятный момент…
Хабад поглядел на карту. Он уже безоговорочно верил, что ооновцы остановятся. Рассуждения Гуляма слишком были похожи на правду.
Итак, все возвращается на круги своя. ТАР не выросла ни на пядь земли. С чего началась его власть, к тому он и пришел три года спустя. Завещанное Махди царствие свободы все не возникало. Лидеру такое не прощают. Трон теперь заколышется. Пора решаться. Когда же, если не теперь? Пора… Вот только, как набраться смелости?.. Это ведь будто по канату – над пропастью. Пан или пропал…