На какое-то время Примак все же провалился в душное одуряющее забытье. …Его вели подлинному коридору. Руки свободные, но ремня нет и погон тоже. Два охранника по бокам, не поймешь, какие, – молчат. Вроде, и лиц не видно. Шаги отдаются гулко – в жизни так не бывает. А вдоль стен стоят незнакомые люди в два ряда, без разрывов: женщины, дети, мужчины, старики – всех возрастов, в самой разной одежде, разного цвета кожи. Уставились в пустоту неподвижными остекленелыми глазами. Потом он понимает: все они мертвые, и убил их он, Примак Игорь Николаевич… Конец коридора теряется в темноте, световое пятно, сопровождающее генерала, выхватывает из нее все новые и новые лица…
Проснулся, протер глаза, сел на койке, достал из планшета фотографии жены и дочерей, поставил на сиденье стула, прислонил к спинке, предварительно поцеловав по очереди. Разглядывать не было сил…
Сухой щелчок. Осечка? – пронеслась мгновенная мысль, всего окатило потом. И тут же что-то хрупнуло в груди, будто раздавленное стекло под каблуком, и в глазах замерцал белесо экран – конец фильму… Потом и он погас.
По сообщению агентства «Франс-Пресс», 27 октября в 23 часа по местному времени президент имамата Халистан шейх Гадрут объявил о выходе государства из состава Исламской Конфедерации и присоединения к Объединенным Индуистским Штатам. Немедленно прошли видеофонные переговоры с премьер-министром ОИШ, получено официальное согласие на вхождение в состав этой страны. Войскам Халистана, стоящим на демаркационной линии, шейх Гадрут приказал беспрепятственно пропускать через боевые порядки воинские части ОИШ, сдавая им тяжелое вооружение.
Сегодня в 2 часа ночи в столице имамата Халистан произошел военный переворот при поддержке сброшенной на город воздушно-десантной дивизии, базирующейся близ Лахора. По непроверенным данным, поступившим из французского посольства в Исламабаде, президент Гадрут убит в перестрелке. Его резиденция в Амритсаре захвачена. Спецотряд исламской гвардии, охранявший дворец, серьезного сопротивления пакистанским коммандоане оказал.
На демаркационной линии Халистана и ОИШ произошли отдельные вооруженные столкновения. Части индуистской армии не успели сколько-нибудь серьезно продвинуться на сопредельную территорию, застряв в минных полях.
Новый военный руководитель Халистана генерал Хин-набир в 6 часов утра объявил по радио о переходе всей полноты власти в руки командования исламской гвардии в связи с внезапной болезнью и кончиной великого вождя халистанской нации шейха Гадрута, от имени которого изменники родины вступили в преступный сговор с врагом. При этом имена предателей названы не были. На всей территории имамата объявлено военное положение.
Анджей медленно ПРИХОДИЛ В СЕБЯ, продираясь сквозь что-то тугое, упругое, вязкое, как расплавленная резина. Петеру пришлось оглушить взбунтовавшееся тело Краковяка двойной дозой снотворного – выстрелил капсулой из карабина в правое бедро. Так обычно обездвиживают диких животных. «Постоялец» в это время громил его комнату.
Кое-кто из обитателей СИАЯ-6 сбежался на шум, и фон Регу не без труда удалось убедить их разойтись. Он клялся, что все дело в йети, который показался в окне, сильно напугав гостя, и теперь Крок, приняв успокоительного, решил поспать.
Петер прибрался, замел в совок и ссыпал в мусорную корзину осколки зеркала и стаканов, задвинул в шкаф обломки стула (вынесет на улицу, когда все лягут спать) и, усевшись на табурете у двери, стал размышлять о том, что смертельно устал от всей этой неразберихи, от того, что не с кем поделиться своими мыслями, нащупать истину в споре… Конечно, можно написать коллегам в Европу, но фон Регу меньше всего хотелось, чтобы его посчитали сумасшедшим или посмеялись над его неизлечимым чудачеством. Хотя в мире явно происходили совершенно безумные вещи, отсюда, из горной глухомани, все наверняка воспринимается по-другому. Петеру казалось, что коллеги, ну хотя бы в силу большего консерватизма, стараются не замечать вокруг себя ничего странного или совершенно иным образом интерпретируют увиденное. Ведь о чудесах охотно рассказывают лишь воскресные приложения, а официальные лица пока что хранят гордое молчание.
Потом в дверь постучал Рудольф Зиновьев. Фон Рег вышел в коридор и повторил свою версию случившегося.
– Странно, – почесал затылок Рудольф. – Кроме вас двоих почему-то никто йети не увидел и, главное, не почувствовал.
– Неужели? Мне тоже показалось странным, что эффект на сей раз очень слаб. – Петер уже сам ругал себя за эту идиотскую выдумку. Можно было сочинить нечто гораздо более реальное.
– Ты явно что-то не договариваешь, – пробормотал Зиновьев, пристально глядя на него.
– Безосновательные подозрения, – ответствовал ксенопсихолог, с вызовом посмотрев на и. о. директора станции. – Кажется, я не давал вам повода…
– Да-да, – уже думая о чем-то своем, Зиновьев повернулся и медленно пошел по коридору. Потом бросил через плечо: – Когда Крок проснется и приведет себя в порядок, позвони – мне надо с ним побеседовать…
…Анджей окончательно проснулся и сел на койке. Недоверчиво ощупал простреленный бок – вроде бы все цело, но он еще помнил эту нестерпимую, садняще-долбящую боль. Откуда она берется, если ранения нет? Она ведь все еще сидит в нем…
Фон Рег услышал скрип пружин, проскользнул в комнату, быстро запер дверь изнутри. Краковяк поглядел на него с подозрением – уж не замешан ли он в этом приключении? Затем громогласно зевнул, едва не разорвав рот.
…Их разговор завязался не сразу: легко переступив через естественное недоверие, собеседники долго не решались преодолеть внутренние запреты, воздвигнутые каждым для защиты рассудка. Но уж когда все препятствия были преодолены… Они словно очищались этим разговором, утверждались в новой реальности, снова начиная ощущать твердую почву под ногами. Постепенно договорились о терминах, выработали несколько аксиом, и дело пошло на лад. Наивысшее удовольствие для думающего человека – складывать цельную картину из, на первый взгляд, совершенно разрозненных, противоречивых фактиков.
– При попадании души йети в человека и наоборот (не суть важно) «постоялец» тут же теряет сознание – до того сильна реакция отторжения. И очень скоро его вышвыривает обратно.
– Похоже на неудачную пересадку органа.
– У людей же несколько типов реакции на ПЕРЕСЕЛЕНИЕ: «постоялец» продолжает действовать, как будто находится в прежнем теле, то ли ничего не поняв, то ли пытаясь таким вот образом не сойти с ума. Это раз. Изо всех сил пытается подражать обычному поведению хозяина оболочки, чтобы воспользоваться ситуацией в своих интересах или боясь разоблачения. Это два. «Постоялец» впадает в оцепенение. Чисто защитная реакция – психика не выдерживает и «закукливается». Это три. И, наконец, четвертый тип: истерика, буйство, способное привести даже к самоубийству. Ты был свидетелем этого в Катманду.
– Тогда наш случай подпадает под тип два.
– Пойдем дальше… Есть четко выраженная закономерность: переселение душ происходит только у взрослых, а языковой синдром – только у детей.
– Быть может, детская психика отторгает?..
– А как же тогда индусские истории? (Ну, я тебе рассказывал…) Нет, здесь какая-то другая причина. Возможно, детям просто не выдержать такого шока, и к ним… ну что ли… проявили снисхождение…
– КТО?
Фон Рег только пожал плечами.
– Ну а что служит непосредственным толчком для ПЕРЕНОСА? Можно ли как-то защититься от него? И есть ли механизм скорого возвращения? – засыпал его вопросами Анджей-Эндрю.
– Спроси чего полегче… Мне кажется, эти ПЕРЕСКОКИ не носят абсолютно случайного характера. Шанс попасть в тело человека, о котором постоянно думаешь, чей облик, образ мыслей хорошо знаешь, гораздо выше… Что же касается возвращения, порой таким инструментом оказывается потеря сознания, но если Ли из тела «постояльца» выбросило сразу, то я только зазря разбил себе голову. Ты же и вовсе терял сознание десяток раз, а ВОЗВРАЩЕНИЯ все не было.