— Давай покурим, — предложил, наконец, он. — Молча. Ничего не буду спрашивать.
Из-за двери послышался громкий всхлип, а затем тихое “угу”. Он вошел внутрь.
В комнате было темно, гораздо темнее, чем обычно. Шторы закрыты, и лишь тусклый огонек одной-единственной бумажной лампы в дальнем углу комнаты кое-как разгонял тень вокруг. Там, в ее свете, обхватив колени, сидела Рина — волосы взъерошены, на щеках потекшая тушь. Келеф прошел к прикроватному столику, привычным движением вытащил спрятанный за ним кисет с табаком и бумагу. Присев напротив, он стал сворачивать самокрутки, ничего не говоря, как и обещал.
Его присутствие успокаивало Рину. Вскоре тихие всхлипы прекратились, превратились в тихое, полное грусти дыхание, тихо шепчущее в темноте о ее печали. Юноша протянул ей папиросу, и она, взяв ее, легонько коснулась его руки.
— Она… — тихо начала Рина. — Почему они просто не могут любить друг друга? Разве это так сложно?
— Сложнее, чем ты думаешь, — вздохнул Келеф. — Я не знал своих родителей. Полагаю, они тоже не могли любить, даже меня.
— Ну ты и балда, мне теперь еще грустнее… — вздохнула в унисон с ним девушка. — Мама… Ненавидит отца за то, что его постоянно нет рядом. И за Кайру.
— За твою сестру? — удивленно спросил Келеф, сворачивая вторую самокрутку.
— Угу. Винит его в том, что она сидит там. В том, что она такая. А она… Она, гух с’ге, нормальнее всех в этом доме! Ну скажи ведь?
— Ее, кстати, не было на празднике. Мать?
— Угу… — тихо ответила Рина. — Из-за нее Кайра и не выходит. Ненавижу…
Она закурила. Тусклый огонек на конце самокрутки осветил ее лицо на краткий миг. И снова она не была похожа на ту версию себя, которую старательно показывала окружающим. И снова перед Келефом была уставшая от этой жизни, измученная девочка.
— Я могу как-то помочь? — тихо спросил он, закуривая.
— Мне или Кайре? — устало улыбнулась девушка.
— Обеим.
— Поднимись к ней. Ты ей нравишься. Говорит, что над тобой постоянно горит свет. Не спрашивай, я не знаю что это значит.
Келеф тихо усмехнулся, выпуская едкий дым из носа. Тихо добавил:
— А тебе?
— Хм… — протянула Рина, отложив в сторону недокуренную папиросу. — Дай потрогать лицо. Хоть руками посмотрю на тебя.
— Ты же мне можешь просто приказать. — усмехнулся юноша.
— Ну, уже нет, — Рина улыбнулась и погасила фонарь. Комната погрузилась во тьму. — Ну так?
— Ладно…
Он вздохнул, стал развязывать шнурки маски. Кожа, отвыкшая от контакта с воздухом, почувствовала приятную прохладу, лоб сморщился, разминаясь. Девушка подсела ближе, рукой нащупала его руку. Он мягко обхватил ее ладонь, протянул к своему лицу.
— Колется… — тихо сказала Рина, трогая его щеки.
— Я пока не научился нормально бриться. У меня дома бритвы были другие.
Девушка тихо усмехнулась. Второй рукой она коснулась его уха, медленно провела тонкими пальцами по лбу. Пальцы коснулись носа, пересохших от волнения губ.
Тихий вздох, мягкость ее губ. Все произошло так быстро, что Келеф не сразу понял что случилось. Он ответил на поцелуй, мягко касаясь ее щеки рукой, прильнул к ее губам. Но вдруг, она отпрянула, тихо, рвано вздыхая:
— Не сейчас. Слишком рано.
Казалось, сердце его билось так сильно, что эхо ритмичных, быстрых ударов слышалось даже через шум дождя. Он глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, и стал надевать маску обратно.
— Поднимись к Кайре, правда. Я буду тебе благодарна.
— Хорошо, моя госпожа. — улыбнулся Келеф.
— Иди уже! — засмеялась она, взяв двумя пальцами дымящийся окурок, затягиваясь. — Балда-а-а!
Из ее комнаты он не вышел — выпорхнул. Еще никогда что в этой, что в прошлой жизни с ним не случалось чего-то подобного. Это было круче любой победы, ощущалось даже ярче, чем обретенный титул. Зажав в зубах папиросу, он летящей походкой преодолевал пролет за пролетом, поднимаясь на самый верх, к Кайре. Он ворвался к ней в комнату, улыбаясь: