— Отец сказал… Нельзя. Он не понимает…
— Его отец приказал нам его убить, — мрачно произнес кардиец, держа меч у горла юноши. — Дело не в байлефах. Дело в нем. Он — цель.
— Но зачем? На кой гух ему убивать собственного сына?
— Чтобы вот это, — Ар обвел “взглядом” нарост. — Не всплыло. Если об этом прознают высокие дома — по всему Шурраху начнутся чистки.
Вопросов становилось все больше, и от обилия мыслей и новой информации начинала болеть голова. Но больше времени на разговоры не было — с трех сторон из леса все ближе и ближе доносились голоса мужчин-шурров, окружавших источник миама.
— Стой! Не убивай его, — Люба схватила спутника за руку, когда тот уже занес клинок. — Убьем — у нас не будет веса в переговорах. Ты справишься со всеми ними?
Ар покачал головой.
— То-то и оно. Давай-ка…
Она стала одну за другой выдергивать тонкие ветви из рук юноши. Тот застонал, цепкие корни потянулись к Любе, но слишком непокорной была сила миама, слишком мало он о ней знал и не мог дать отпор. Ар обрубил мечом оставшиеся корни, и под стон, полный боли, срезал часть рогов, что успела слиться с деревьями.
— Держи его поближе к себе. Вот так, — Люба помогла закинуть худого, хилого мальчика на плечо воину, и вместе они стали выбираться наружу. — Спокойно…
Когда они вышли на свет, вокруг уже собралась толпа. Все, кто мог держать оружие, были здесь — крепко сбитые мужчины, кто с палицами, кто с деревянными вилами, окружили пару. Прижимаясь к Ару, Люба окинула взглядом толпу, понимая, что каким бы умелым воином ни был кардиец, настолько много разъяренных отцов и братьев ему никак не одолеть.
Глубоко вздохнув, она крепко сжала руки в кулаки, прислушиваясь к удивленным шепоткам и вздохам среди шурров. Шаг вперед, холодный взгляд. Голосом, который она никогда ни на кого не поднимала, Люба жестко приказала:
— Отведите нас к шаману!
***
В юрте было неспокойно. Меж шатров и развевающихся на ветру бельевых веревок бродили женщины. Кто-то хватал детей, уводил внутрь, другие напротив, с интересом наблюдали за вернувшейся из леса процессией.
Впереди всех шел староста — самый крупный, с толстыми, острыми рогами, а подле него — его женщина, Манья. Вслед за ними Люба и Ар, на плече которого покачивался ослабевший от избытка миама юноша, а уже за ними — все остальные.
— Эй-эй, вы чего наделали там, а? Это что такое? — выскочил на дорогу Цуйгот.
Староста грубо отмахнулся от него:
— Прочь, жаба. Это вас не касается.
Тот возмущенно надул щеки, хотел было продолжить, но быстро понял, что дело пахнет жареным. Он попятился, а затем, развернувшись, побежал к своим, на ходу командуя готовиться к отбытию.
— Отвлеки их на пару минут, — пытаясь унять дрожь, тихо прошептала Люба. — Доверься мне.
Кардиец зашевелил заостренными ушами, прислушиваясь, и тихо, хрипло угукнул.
Шаман уже ждал снаружи. Опираясь на кривой, закрученный посох, он медленно шел в сторону вернувшихся из леса людей. Староста и его жена расступились, давая дорогу кардийцу. Тот все так же сжимал в одной руке меч, а второй аккуратно опустил юношу с плеча на землю перед его отцом.
— Мальчик… — хрипло вздохнул старик, от ужаса прикрыв дрожащей, костлявой ладонью рот. На глаза его наворачивались слезы, он сделал шаг вперед, к сыну, но Ар поднял меч на уровень груди, напрягаясь всем телом. — Зря вы сюда пришли.
— Не потрудишься объяснить, что это? — шаг вперед сделала Манья, а с ней и ее муж.
Ар повернулся к ним вполоборота, чтобы чувствовать тепло по обе стороны. Все его тело было напряжено до предела, инстинкты кричали, взывали к его силе, требовали крови, но он держал себя в руках.
— Это… Будущее, которое у нас отняли, — старик опустил голову. Слова с трудом, с хрипом срывались с его уст, а в глазах была лишь печаль и осознание собственной ошибки. — Я не доглядел. Нужно было лучше следить за ним.
— Объяснись, — повторила женщина, уже жестче.