Метка исчезала на глазах.
====== Глава XLII — «Чья ложь больнее в сердце отзывается» ======
Глава XLII — «Чья ложь больнее в сердце отзывается»
— Как долго? — Каспиан не смотрит назад. Тишина. — Как долго? — повторяет, уже намного громче.
— Около трех часов, — лекарь тяжело вздыхает и отстраняется, аккуратно вытирая руки о мокрую чистую тряпку. Та тут же окрашивается в ярко-алый. Каспиан кричит, набрасываясь на неповинную стену, молотя кулаками по ней. Боли нет, есть лишь гнев. — Мой Лорд, королева не мучилась, ее сердце… — ему не дают договорить. С рыком Каспиан накидывается на лекаря, сжимая его горло, вбивая его тело в стену. И скалится. Безумие правит. Отныне и навсегда.
— Ребенок! Она его забрала! — по пальцам течет теплая кровь. Каспиану все равно. — Я найду ее. Найду, — лекарь тяжелым кулем падает к его ногам. Каспиан оборачивается назад. Сьюзен безмолвной куклой лежит на постели — грязная и окровавленная. Мертвая и бездушная. Он подходит к ней на негнущихся ногах. Садится в изголовье и кладет руку ей на грудную клетку. Он смотрит в ее открытые глаза и ухмыляется. Одно движение и хруст — некогда бившееся сердце, любившее весь мир, сейчас даже не трепыхается. — Ты их не спасешь.
Сьюзен все равно. Она давно обрела покой.
P O V
Малышка Рейвен не спит — бедняжка голодна уже несколько часов и я не знаю, как ей помочь. Единственное, что мне остается — это молиться. Надеется на то, что Вэнфролх почувствовал меня, что он уже предупредил всех, где я. Я слишком далеко от своей семьи, слишком далеко от него, Питера и Люси. От Чарли. Я не смогу дойти до них даже если бы захотела. Не теперь. Не с Рейвен.
Мне страшно возвращаться мысленно туда, в комнату, где осталась Сьюзен. Мне страшно — я давно не чувствовала этого в полной мере. Метка, исчезнувшая с моей руки, больше не держит мои эмоции и чувства. И те поглощают меня, заглатывая с лихвой.
Рейвен плачет и я прижимаю ее к себе. Тише, моя крошка, тише. Никто нас больше не потревожит. Нам лишь нужна помощь, верно, моя детка? И я готова молить о ней.
— Аслан, если ты меня слышишь… Помоги нам. Аслан, я молю тебя, — перед глазами только чистое ночное небо. Едва ли можно поверить, что великий кот услышит мою мольбу.
Рейвен уливается плачем, дергается и всяким образом указывает на свой страх. Мое сердце разрывается на части — я не могу ей помочь. Я предам память Сьюзен, если не смогу помочь ее дитя. Отчаяние поглощает меня с головой. Я чувствую слёзы. Рейвен, кажется, тоже. Она надрывается в плаче лишь сильней.
— Тише, крошка, тише, — мы ревем обе, так горько мне не было давно. Ох, Аслан, услышь меня! — Тише.
Вокруг тишина — у меня хватило сил лишь на то, чтобы уйти глубже в лес, подальше от замка Лорда. Увы, даже здесь мы не в безопасности. Пусть и не на раскрытой ладони тоже.
Спать хочется до безумия, есть тоже, но сейчас главное — согреть Рейвен и молиться. На то, что мою мольбу услышат.
— Аслан, пожалуйста, — хрипло и надрывно. Крошка, убаюканная теплом, засыпает. Надолго ли?
Проходит больше часа, но никого вокруг нет. Кажется, что лес вымер, хотя и неудивительно. Лорд правит своей железной рукой и пустой душой. Ни одно зверье не сможет находиться подле такого чудовища. Рейвен спит, прижавшись к моей груди — ее крошечный носик краснеет в темноте, она замерзла и чувствует себя явно некомфортно, но продолжает спать. Словно на ней чары…
Я вздрагиваю от грянувшей в голове мысли. Ну конечно! Отодвинув воротник платья, я достаю кулон, подаренный мне Конде. Вот он — выход. Хочется вновь разрыдаться, только сейчас — от промелькнувшей надежды.
— Питер… — надрывно, хрипло, горько, а вместе с шепотом заветного имени — рывок шнурка. Тот трещит, но даже не смеет порваться. Едва ли это то, на что я так надеялась. Кулон греет мою шею, но не приносит наслаждения как раньше. Теперь единственное, что я чувствую из-за него — это отчаяние. Теперь, когда метка не отравляет меня, я лишь хочу почувствовать Питера. Так сильно, как никогда ранее. От этого желания болит живот и слезы льются лишь сильнее. Питер, как долго я не произносила твоего имени про себя именно так — с наслаждением и любовью! Как я скучала! Оставалось лишь надеяться на то, что я смогу рассказать ему об этом. Теперь, освобожденная от душевного холода, я хочу посмотреть в любимые голубые глаза и произнести заветное «я люблю тебя». Но для этого нужно лишь как-то оповестить о себе. И поскорее! Оглядевшись, я не нахожу вокруг себя ничего острого. Придется выдумывать. Вздохнув, я кладу Рейвен на землю и шуршу в траве, нескоро наткнувшись на острую сухую веточку.
Я не боюсь боли. Не тогда, когда она — единственный способ спасти крошку Рейвен. Мне всего лишь нужно оставить послание — это не трудно, верно? Шкрябать веткой по руке не так уж и удобно, как если бы это был нож. Я просто оставляю на руке розовые царапины, а руку начинает жечь. Приходится менять тактику. Оглядевшись вокруг, я нахожу камень. Он ни на толику не напоминает что-то подходящее, но если постараться… Руку жжет, но это то, что нужно на данный момент. Капельки крови появляются тут же и сбегают по руке. Я же сосредоточенно пишу. Давай же, Питер. Ты же должен понять, верно? Должен же…
Боль не исчезает даже тогда, когда я уже закончила. Вернув Рейвен в привычный кокон из своих рук, я целую ее в лобик и вздыхаю, глядя на звездное небо. Руку жжет.
— Давай верить, что твой дядя меня услышит, — едва ли Рейвен сейчас во что-то верит. Она преспокойно спит. А во мне не остается ничего, кроме надежды.
До меня слишком поздно доходит, что кулон глушит все наши с Питером общие чувства. Он — барьер между нами, сотворенный Конде по моей же просьбе. Сейчас я могу лишь ругать себя обезумевшую, за то, что она была так умна и догадлива. Я смеюсь, прижимая Рейвен к себе. Даже будучи не вполне в себе, я постаралась защитить любимого. От самой себя. Вспоминать ненависть, бурлящую в груди в то время, очень больно. Как же я могла ненавидеть того, кому отдала собственное сердце?
Костер весело трещит, а Рейвен готовится проснуться — возится в одеяле и похныкивает. На время я откладываю мысли о старшем Певенси и смотрю на крошку Сьюзен. Она голодна уже больше пяти часов, а мы даже из леса не вышли. Страх возвращается. Я закрываю глаза, жмурюсь, положив подбородок на нежную головку малышки. Давай же, Ксения, думай! Кто тебе может помочь?
Конде. Единственный, пожалуй, с кем у меня сохранились ментальные связи. Но тот не пытался узнать обо мне все то время, что я находилась в плену Лорда. Смогу ли я достучаться до него сейчас?
Конде.? Это я. Прежняя. И мне очень нужна твоя помощь…
Хочется верить, что Конде услышит мою мольбу о помощи, что сможет отыскать меня через нашу связь жреца-всадника. Даже спустя столь продолжительное время порознь. Мне остается лишь ждать и надеяться. А тем временем лишь пытаться сохранить тепло этой холодной ночью. Несмотря на то, что зима ушла из Нарнии, холод в темное время остался. И вряд ли это связано с погодой…
Меня сильно клонит в сон, я не могу с ним бороться. Прижимая Рейвен к себе и слушая ее хныканье, я засыпаю. Пусть мне приснится Питер. Ну пожалуйста! Я так по нему скучаю…
Рассвет мы с Рейвен застаем невыспавшимися. Она — громко с надрывом плачет, я — едва ли держась на ногах от усталости. Впереди долгие часы в дороге и страхе от того, что Лорд нас отыщет. Я очень надеюсь, что мое послание хоть кем-то было услышано. Или кто-то меня почуял, да тот же Гатх! Но я не могу оставаться на одном месте. То, что меня еще никто не отыскал — уже удача. Огромная удача! Я должна идти, идти до тех пор, пока силы не закончатся. Без устали и боли. Я должна дойти хоть до куда, лишь бы подальше от Лорда, замка и мертвой Сьюзен. Подальше, туда, где Рейвен, маленькая Рейвен, сможет поесть…
Я стараюсь не думать о том, почему лес так тих. Мертвая тишина напрягает, заставляет дергаться от каждого изданного мною же шума. Лес достаточно густой, деревья многовековые, а земля рыхлая. Тут даже нет растительной пищи. Подумав о еде, я тут же об этом жалею — живот урчит. Рейвен же молчит — она совсем тиха, это пугает даже больше молчаливого окружения. Почему она молчит? Почему не плачет и не требует еды? Сколько ей… я осекаюсь. Сколько нам осталось? Да, так будет правильней. Мы теперь неразрывны. Я чувствую эту связь, которая зародилась еще тогда, когда Рейвен была в материнской утробе. Уже тогда я понимала, что ребенка нужно будет защищать, но страх того, что это дитя Лорда мне не давал покоя. Что изменилось теперь? Сью была права — Рейвен не виновата в том, что ее отец — полнейший выродок. И она о нем никогда не узнает! Я не знаю: правдивы ли те слова, что мне говорил Лорд — о пророчестве и Всаднике, что будет защищать дитя тьмы и света. Но сейчас, в этом самом лесу, убегая от возможного преследования, мы с Рейвен не те, о ком сказано в летописях древности. Мы просто я и она. Испуганы, голодны и в нескольких шагах от пропасти. В которую нельзя упасть.