– Действительно, – подошел Годалминг, – для начала я требую своего права как поверженный рыцарь.
Борегар пришел в замешательство. Лорд промокнул платком кровь со рта, но губы его все еще блестели, а верхние зубы имели розоватый оттенок.
– Поцелуй, – объявил Годалминг, беря Пенелопу за руку. – Я требую поцелуя от невесты.
По счастью, Артур не заметил, как ладонь Чарльза сжалась в кулак, словно ухватившись за рукоятку меча-трости. Борегар почувствовал опасность столь же ясно, как и в Натале, когда черная мамба, самая смертоносная рептилия на земле, подползла к его голой ноге. Решительный удар клинком отделил ядовитую голову змеи от тела, и она не успела ничего совершить. Тогда он имел все основания благодарить свои хладнокровие и реакцию, сейчас же убеждал себя, что принимает все чересчур близко к сердцу.
Годалминг привлек Пенелопу к себе, и она подставила ему щеку для поцелуя. На секунду, показавшуюся Чарльзу бесконечной, Годалминг прижал губы к ее лицу, а потом отпустил.
Остальные, мужчины и женщины, собрались вокруг, также желая поцеловать невесту. Пенелопу затопила волна обожания, но она перенесла ее с достоинством. Никогда еще Борегар не видел свою невесту такой красивой и настолько похожей на Памелу.
– Чарльз, – к нему подошла Кейт Рид, – ты все и так знаешь… эм… Мои поздравления и так далее. Прекрасные новости.
Бедная девушка залилась краской, лоб ее заблестел.
– Спасибо, Кэти.
Он поцеловал ее в щеку, и она пробормотала:
– Боже.
Потом с еле заметной улыбкой указала в сторону Пенелопы:
– Я должна идти, Чарльз. Пенни хочет…
Мисс Чёрчвард призывала всех полюбоваться на замечательное кольцо, красующееся на ее изысканном пальце.
Чарльз и Артур отошли к окну, в сторону от остальных. Снаружи уже поднялась луна, слабое сияние сочилось сквозь туман. Чарльз мог разглядеть решетку дома Стокеров, но и только. Особняк Борегаров находился дальше, на Чейни-уок; желтая стена клубящейся мглы скрывала его, словно там ничего не существовало.
– Чарльз, мои искренние поздравления. Ты и Пенни должны быть счастливы. Это приказ.
– Спасибо, Арт.
– Ты нам нужен, – сказал вампир. – И должен обратиться как можно скорее. С каждым днем обстановка в стране становится все интереснее.
Этот вопрос уже поднимался ранее. Борегар промолчал.
– И Пенни тоже, – настаивал Годалминг. – Она прекрасна. Преступление – позволить увянуть такой красоте.
– Мы подумаем об этом.
– Только не слишком долго. Годы летят.
Чарльзу захотелось выпить что-нибудь покрепче шампанского. Стоя близко к Артуру, он почти чувствовал дыхание «новорожденного». На самом деле вампиры отнюдь не выдыхали смердящее облако, но в воздухе, казалось, все равно разливался какой-то слабый аромат, сладковатый и острый. А в зрачках Годалминга время от времени появлялись красные точки, похожие на крохотные капли крови.
– Пенелопа, возможно, захочет иметь семью.
Вампиры, насколько знал Борегар, не могли рожать привычным способом.
– Детей? – переспросил Артур, не отводя глаз от Чарльза. – Если можешь жить вечно, они становятся вещью избыточной.
Борегару стало не по себе. Сказать по правде, он и сам не чувствовал уверенности, что хочет стать отцом. Из-за его профессии будущее отличалось непредсказуемостью, а после того, что случилось с Памелой…
Чарльз устал, вдобавок разболелась голова, словно Годалминг вытягивал из него жизненные соки. Некоторые вампиры могли не сосать кровь, впитывая энергию других посредством психического осмоса.
– Нам нужны люди вроде тебя, Чарльз. У нас появилась возможность сделать эту страну по-настоящему сильной. Твои навыки очень понадобятся.
Если бы лорд Годалминг узнал о тех навыках, которым Борегар на самом деле научился на службе Короне, то он бы, скорее всего, сильно удивился. После Индии Чарльза отправили в Шанхайский международный сеттльмент, а затем в Египет, где Борегар работал под началом лорда Кромера[27].
«Новорожденный» положил руку ему на предплечье и сжал так, что у Чарльза чуть не отнялись пальцы.
– В Британии никогда не будет рабов, – продолжил Годалминг, – но те, кто остаются «теплыми», естественно, станут служить нам, как прекрасная Бесси сегодня послужила мне. Подумай об этом, а то кончишь кем-то вроде полкового водоноса.
– В Индии я знал водоносов, которые были лучше многих известных мне людей[28].
Флоренс пришла к Чарльзу на помощь и отправила обоих обратно к гостям. Уистлер рассказывал о последних новостях своей продолжающейся распри с Джоном Рескином, жестоко высмеивая критика[29]. Благодарный за предоставленную возможность уединиться, Борегар встал около стены, наблюдая за представлением художника. Тот, привыкший быть звездой полуночников Флоренс, явно обрадовался прекращению суеты из-за помолвки Борегара. Пенелопа затерялась где-то в толпе.
27
Шанхайский международный сеттльмент – территория Шанхая, с 1842 по 1943 год находившаяся под международным управлением. Ко времени службы Борегара это было место, где переплетались интересы Британской империи, Соединенных Штатов, Франции (хотя французы с 1848 года образовали у южной границы британского сеттльмента Шанхайскую французскую концессию), России и Китая с собственной полицией, пожарной службой и даже армией. Эвелин Бэринг, 1-й граф Кромер, с 1883 по 1907 год был генеральным консулом Египта, а фактически его истинным правителем, так как мог отлучать от должности любых египетских министров, не согласных с британскими инициативами.
28
Аллюзия на стихотворение Джозефа Редьярда Киплинга «Ганга Дин» о полковом водоносе, который ценой собственной жизни вытащил раненого героя из боя. В 1939 году режиссер Джордж Стивенс поставил по стихотворению Киплинга фильм о водоносе Ганге Дине, который мечтал стать солдатом.
29
Джон Рескин (1819–1900) – знаменитый художественный и социальный критик, филантроп, помогавший движению прерафаэлитов и активно пропагандировавший его. Он особо почитал творчество Джорджа Тернера, фигуры, которая в какой-то мере являлась воплощением художественной мысли Викторианской эпохи. В 1877 году Уистлер подал в суд на Рескина, после того как тот опубликовал жесткую критику на его картину «Ноктюрн в черном и золотом. Падающая ракета», выставленную в галерее «Гросвенор». В своих письмах 1870-х годов, адресованных рабочим и озаглавленных «Форс Клавигера», Рескин писал о картине Уистлера следующее: «До сего дня я видел и слышал немало бесстыдства и наглости со стороны кокни, но никак не ожидал того, чтобы щеголь просил двести гиней за банку краски, брошенную в лицо публики». Уистлер надеялся отсудить у Рескина 1000 фунтов за клевету, а также возложить на него все судебные расходы. Суд состоялся 25–26 ноября 1878 года, сам критик не присутствовал из-за проблем со здоровьем, и судья удовлетворил иск художника, правда, по приговору Уистлер получил только один фартинг, а судебные издержки разделили поровну между истцом и ответчиком. В результате расходы Рескина покрыли путем общественных пожертвований, а Уистлер на процессе разорился. Художник, известный своим неуживчивым нравом, обидчика так и не простил, тогда как Рескин, к тому времени не вполне здоровый психически, практически прекратил критическую деятельность. Уистлер описал весь процесс в памфлете «Уистлер против Рескина: искусство и художественные критики», который впоследствии вошел в его книгу «Изящное искусство создавать себе врагов» (1890). Русский перевод выпущен издательством «Искусство» в 1970 году. Фактически к 1888 году распря уже давно закончилась, хотя в мире Ньюмана все могло сложиться иначе.