Наверное, Борегар задремал, надеясь, что кебмен постучит по двери, когда они приедут. В какой-то момент он вдруг почувствовал злость и пришел в себя – он привык доверять своим периодическим приступам раздражения. Несколько раз они спасали ему жизнь.
Кеб ехал по Коммершиал-роуд, но не восток, а на запад. В сторону Лаймхауса. До Борегара доносился запах доков. Заинтригованный Чарльз решил посмотреть, к чему это приведет, надеясь, что причина столь непредвиденного поворота событий кроется не в банальном желании кебмена убить или ограбить пассажира.
Борегар ослабил рычажок на рукоятке трости, из ножен выскочили несколько дюймов сияющего лезвия. Клинок свободно выскользнет наружу, если понадобится. Но это была всего лишь сталь.
Глава 9. Карпатский квартет
Прежде чем вернуться в Тойнби-холл, Женевьева зашла в паб напротив Спиталфилдз-маркет. Ее здесь хорошо знали, как и в любом шумном баре на Уайтчепел-роуд, которую в народе прозвали «Четвертью мили ужасов»[76]. Как показал опыт Анджелы Бердетт-Куттс[77], недостаточно сидеть в окружении душеспасительных трактатов и мыла в уютной церкви и ждать, пока туда придут падшие души, желая стать лучше. Реформатору необходимо самому познакомиться с наиболее отвратительными выгребными ямами пьянства и разврата. Конечно, по сравнению с марсельским борделем в 1786 году, дворцом в Санкт-Петербурге времен Екатерины Великой или замком Жиля де Рэ в 1437 году, паб «Десять колоколов»[78] будней ночью 1888 года больше напоминал кондитерскую «Компании газированного хлеба»[79]. Если бы проститутки увидели мисс Ди в прежние годы, когда превратности длинной жизни довели ее до тяжелых обстоятельств, то они пришли бы в немалое замешательство. Когда-то она выглядела так, что рядом с Полли Николс или Лулу Шон показалась бы посудомойкой на фоне герцогинь.
В раскаленном воздухе «Десяти колоколов» стояли густые запахи табака, пива и пролитой крови. Как только Женевьева вошла внутрь, клыки в верхней челюсти выскользнули из десенных ножен. Она крепко сжала губы, дыша через нос. Животные, привязанные под барной стойкой, скулили и пытались вырваться из кожаных ошейников. Вудбридж, трактирщик, обладатель похожего на бочонок живота, выволок свинью за ухо и дернул ее за голову: забился кран, вставленный животному в шею. Толстяк вычистил спекшуюся кровь и повернул ручку, пустив брызгающую струйку в стеклянную кружку. Нацеживая пинту, он перекидывался шутками на густом девонском диалекте с «новорожденным» носильщиком, работавшим на рынке. Женевьева прекрасно знала затхлый вкус свиной крови. Та сдерживала красную жажду, но не утоляла ее. Вампирша сглотнула слюну. Вот уже много ночей у нее не хватало времени и возможностей завести постоянного спутника. Работа отнимала столько сил, что питалась Женевьева редко и не слишком хорошо. За ней стояла мощь столетий, но даже старейшина не могла выйти за определенные границы. Ей нужен был добровольный партнер и вкус крови во рту.
Она знала большинство завсегдатаев если не по имени, то по крайней мере с виду. Роуз Майлетт[80], «теплая» проститутка, которая, по мнению Женевьевы, приходилась матерью Лили, надрезала палец перочинным ножом и сцеживала кровь в крохотные рюмки для джина, которые продавала по пенни за штуку. Сын Вудбриджа Джорджи, парень в фартуке, с заячьей губой и мягким лицом, бегал между столами, собирая пустые бокалы и вытирая оставшиеся от них мокрые круги. Джонни Тэйн[81], работавший сверхурочно с тех пор, как увидел, что Серебряный Нож оставил от Полли Николс, сидел за угловым столом с парочкой детективов, униформу которых скрывали твидовые пальто. Клиенты, как обычно, разбились по группкам: сезонные рабочие надеялись на рыночные перемены, солдаты и моряки искали девочек, а «новорожденные» жаждали кое-чего основательнее жидкой свинины.
77
Анджела Бердетт-Куттс (1814–1906) – одна из самых богатых наследниц викторианской Англии и знаменитая филантропка. Она вкладывала деньги в создание домов для помощи «падшим женщинам» – проституткам и воровкам (одно из первых заведений такого рода, коттедж «Урания», было основано ею вместе с Чарльзом Диккенсом), создавала школы в беднейших частях Лондона, одной из первых стала строить приличные дома для бедных рабочих, а также положила начало Колумбийскому рынку, обеспечившему приток свежих продуктов в злачные районы Ист-Энда.
78
Бар существует до сих пор и иногда его действительно называют баром Джека-потрошителя – в основном потому, что там нередко бывали две жертвы Потрошителя, Энн Чэпмен и Мэри Келли.
81
Джон Тэйн (1854 – год смерти неизвестен), полицейский-констебль, бывший свидетелем по делу Мэри Энн Николс. Его позвал Джон Нил, и Тэйн помогал грузить тело Николс в медицинскую карету, а позже дал показания, сказав, в частности, что «вся спина жертвы была пропитана кровью».