Женевьева сняла с крюка платье из китайского шелка и завернулась в него. Одеяние, согласно этикету, явно не приличествующее для встречи со столь нетерпеливым джентльменом, но сойдет. Правила поведения, так много значившие еще несколько лет назад, все больше теряли важность. «Новорожденные» спали в забитых землей гробах прямо в Мэйфере и охотились стаями на Пэлл-Мэлл. В этом сезоне подобающая форма обращения к архиепископу мало кого заботила.
Дьёдонне отодвинула засов, но следы сонного тумана еще не развеялись. Снаружи умирал вечер; она не будет чувствовать себя нормально, пока ночь не вступит в свои права. Женевьева открыла дверь. Коренастый «новорожденный» стоял в коридоре, длинное пальто, похожее на плащ, котелок, нервно перекладываемый из руки в руку.
— Лестрейд, в самом деле, неужели вас нужно приглашать в каждое новое жилище? — поинтересовалась Женевьева. — Для представителя вашей профессии это было бы крайне неудобно. Ну, входите, входите…
Она впустила внутрь человека из Скотланд-Ярда. Заостренные зубы выступали у него изо рта, их не могли скрыть даже полуотросшие усы. «Теплым» он походил лицом на крысу; редкая растительность под носом только усиливала сходство. Уши его изменились, став длинными и заостренными. Как и большинство «новорожденных» из кровной линии принца-консорта, Лестрейд еще не обрел окончательной формы. Он носил темные очки, но алые точки, светившиеся под линзами, говорили о внимательном, зорком взгляде.
Инспектор положил шляпу на стол и затараторил:
— Прошлой ночью на Чиксэнд-стрит. Это была настоящая бойня.
— Прошлой ночью?
— Прошу прощения. — Он задержал дыхание, отдавая должное ее сонному состоянию. — Сегодня семнадцатое. Сентября.
— Я спала три дня.
Женевьева открыла шкаф и осмотрела несколько нарядов, висевших внутри. Костюмов на все случаи жизни тут явно не хватало. Хотя, по здравому разумению, вряд ли в ближайшем будущем ее пригласят на королевский прием. Из драгоценностей осталось лишь маленькое распятие, принадлежавшее отцу, которое она носила редко, опасаясь расстроить каких-нибудь чувствительных «новорожденных» с глупыми идеями.
— Я счел наилучшим поднять вас. Все нервничают. Настроения самые тревожные.
— Вы были совершенно правы, — ответила она и потерла глаза, избавляясь от пленки сна. Даже последние лучи солнечного света, просачивавшиеся сквозь грязный квадрат стекла, казались сосульками, вонзавшимися ей в лоб.
— Когда солнце зайдет, — продолжил Лестрейд, — наступит столпотворение. Может разразиться еще одно Кровавое Воскресенье. Некоторые говорят, что вернулся сам Ван Хелсинг.
— Принцу-консорту это понравилось бы.
Инспектор покачал головой:
— Это всего лишь слухи. Ван Хелсинг мертв. Его голова покоится на пике.
— А вы проверяли?
— Дворец находится под постоянной охраной. Принц-консорт повсюду расставил своих карпатцев. Нашему роду всегда нужно быть настороже. У нас столько врагов.
— Нашему роду?
— Не-мертвым.
Женевьева чуть не рассмеялась.
— Я не из вашего рода, инспектор. Вы — потомок кровной линии Влада Цепеша, а я — Шанданьяка. Мы в лучшем случае кузены.
Детектив пожал плечами и фыркнул. Родство мало что значило для лондонских вампиров, Женевьева это понимала. Даже в третьем, десятом или двенадцатом отдалении всем им отцом-во-тьме приходился Влад Цепеш.
— Кто? — спросила она.
— «Новорожденная» по фамилии Шон. Лулу. Обыкновенная проститутка, как и все остальные.
— Она какая по счету?.. Четвертая?
— Никто не знает. Желтая пресса уже вытащила из могилы каждое нераскрытое убийство в Ист-Энде за последние тридцать лет и положила к ногам Уайтчепельского Убийцы.
— А в скольких уверена полиция?
Лестрейд опять фыркнул.
— Мы не уверены даже в том, что Серебряный Нож причастен к убийству Шон. По крайней мере пока не будет проведено дознание, хотя я бы поставил на это свою пенсию. Я приехал к вам прямо из морга. Почерк тот же самый. А так — Энни Чэпмен и Полли Николс на прошлой неделе. Существуют различные мнения по поводу двух других женщин, Эммы Смит и Марты Тэбрэм.
— А что думаете вы?
Лестрейд прикусил губу.
— На счету Серебряного Ножа только три жертвы. По крайней мере из тех, о которых мы знаем. Смит подстерегли, ограбили и посадили на кол головорезы из Старого Джейго. Предварительно изнасиловав. Обыкновенное разбойное нападение, совершенно не похожее на работу нашего парня. А Тэбрэм была «теплой». Серебряного Ножа интересуем только мы. Вампиры.
Женевьева поняла.
— Это человек ненавидит нас, — продолжил Лестрейд, — и ненавидит страстно. Убийства, возможно, были совершены в неистовстве, но в них есть холодность. Он убивает прямо на улицах при полной темноте. Не просто режет тела жертв, а расчленяет, анатомирует. А вампиров не так-то легко убить. Наш человек — не простой безумец. У него есть причина.
Инспектор явно принимал эти преступления близко к сердцу. Уайтчепельский Убийца оставлял глубокие раны. От недопонимания «новорожденных» бросало то в одну, то в другую крайность, они корчились от распятий из-за народных сказок, которые едва знали.
— Слухи распространяются?
— И быстро. История попала в вечерние газеты. А сейчас о ней знает весь Лондон. Среди «теплых» многие нас не любят, мадемуазель. Они празднуют. Радуются. Когда выйдут «новорожденные», может случиться паника. Я предлагал ввести войска, но Уоррен осторожничает. После того дела в минувшем году…
Она помнила. Напуганный общественными беспорядками, последовавшими за королевской свадьбой, сэр Чарльз Уоррен, начальник городской полиции, издал эдикт, запрещающий проведение политических демонстраций на Трафальгарской площади. В ответ «теплые» мятежники, протестующие против короны и нового правительства, собрались там одним ноябрьским вечером. Уильям Моррис и Г. М. Гайндман из Социалистической демократической федерации при поддержке Роберта Каннингема-Грэма, члена парламента от радикалов, и Энни Безант из Национального светского общества призывали к свержению монархии. Последовали яростная, да что греха таить, откровенно жестокая борьба. Женевьева наблюдала за ней со ступеней Национальной галереи. Она оказалась не единственным вампиром, кто хотел примкнуть к предполагаемой республике. Не требовалось быть «теплым», чтобы считать Влада Цепеша чудовищем. Элеанор Маркс, сама «новорожденная» и автор, совместно с доктором Эдвардом Эвелингом, «Вампирского вопроса», произнесла страстную речь, призывающую к отречению от престола королевы Виктории и изгнанию принца-консорта.
— …не могу сказать, что виню его. Тем не менее у округа Н нет средств и возможностей для подавления восстания. Скотланд-Ярд послал меня пришпорить местных парней, но у нас и так куча дел по поимке убийцы, не хватало еще толпы с серпами и кольями.
Женевьеве стало интересно, в какую сторону сейчас прыгнет сэр Чарльз. В ноябре комиссар, который раньше был скорее солдатом, чем полицейским, а теперь превыше всего ставил интересы вампиров, послал армию. Еще до того как пришедший в замешательство судья до конца прочитал текст Закона о бунтах, офицер гвардейских драгун приказал людям, как «теплым», так и вампирам, очистить площадь. После этой атаки Собственная карпатская гвардия принца-консорта окружила толпу, нанеся больше ущерба зубами и когтями, чем драгуны — примкнутыми штыками. Несколько человек погибло, многие получили увечья, затем последовала череда судебных процессов и немало «исчезновений». 13 ноября 1887 года стали называть Кровавым Воскресеньем. Женевьева провела неделю в госпитале Гая, помогая людям, получившим не самые серьезные ранения. Многие плевали ей вслед и отказывались принимать помощь от представителей ее вида. Если бы не вмешательство самой королевы, которая по-прежнему оказывала успокаивающее влияние на своих подданных, империя могла взорваться, подобно бочке с порохом.
— И что, скажите на милость, я могу сделать, — спросила Женевьева, — дабы послужить целям принца-консорта?
Лестрейд пожевал ус, блистая зубами, на губах его застыли хлопья пены.